Полы ее черной потрепанной мантии развевались подобно крыльям летучей мыши, придавая Уайлд зловещий вид. Гарри нахмурился. Его всегда удивляла эта маглорожденная студентка, с которой водил дружбу сам Малфой. Этот факт продолжал поражать умы учеников, преподавателей и даже привидений. К тому же Флоренс была бедна и с далеко непростым характером, из-за которого с ней практически было невозможно общаться. Но Малфой еще с первого курса стал таскаться за однокурсницей, бывшей полной провотиположностью его свите, пытаясь завоевать ее дружбу и внимание. И это несмотря на то, что (по слухам) Флоренс неоднократно посылала маленького аристократа куда подальше, разговаривая с ним настолько вольно, как никто не мог позволить. Но компрометирующие сплетни были пресечены на корню, дабы папочка Малфоя не смог ничего пронюхать. Влияния сыночка вполне хватило, чтобы даже намеки на подобные разговоры не звучали в коридорах Хогвартса, которые впитывали все тайны, сплетни, слухи, клятвы на протяжении многих веков. Драко Малфой, который с возрастом (к вящему неудовольствию мужской половины школы) становился «очень даже ничего» — то есть настоящим красавцем с ледяным взглядом и безупречной внешностью, не давал спокойно спать большей части девчонок в Хогвартсе. Они мечтательно вздыхали по ночам, кокетливо стреляли глазками в сторону молодого наследника древнего рода Малфоев и завистливо шептались при виде Флоренс Уайлд, которая не ценила свою удачу. Еще бы! Все эти хорошенькие студентки отдали бы все, лишь бы сам Драко Малфой вот так запросто сидел с ними за одной партой, наклонялся к уху, чтобы с усмешкой что-то шепнуть, сидел в библиотеке и усердно корпел над книгами, лишь бы угодить привередливой Уайлд. А еще они втихую задыхались от зависти к Пэнси Паркинсон, которая откровенно вешалась на Драко и едва ли не облизывала его. Гарри лишь брезгливо морщился, не понимая, почему гаденыш Малфой вызывает такой ажиотаж вокруг себя. Или не желая понимать. Но в глубине души уважая Флоренс за то, что она сохраняла остатки гордости, не обжимаясь со своим приятелем на каждом углу. Хотя гриффиндорец не сомневался, что между ними что-то есть. В прошлом году на Святочный бал Уайлд пошла с каким-то болгарином, видимо, согласившись на первое приглашение. Поначалу Поттер испытал мстительное удовольствие, став свидетелем их разговора под мантией-невидимкой. Точнее, того, как Малфой кричал на однокурсницу, а она стояла со сложенными на груди руками и спокойно выслушивала все его вопли в пустом коридоре у окна. А потом, отчеканивая слова, хлестко и коротко ответила ему на все претензии. «Ты мне никто». Слизеринец аж отшатнулся, будто она дала ему пощечину. Молча развернулся и, ослабляя галстук, унесся в подземелья, в гостиную. А Флоренс задумчиво опустила голову и тяжело сглотнула. Девушка оперлась о подоконник бедром и… заплакала. Так бесшумно и сохраняя такое бесстрастное выражение бледного лица, что если бы не влажные дорожки на ее щеках, мерцающие в ярком пламени факела, то невозможно было догадаться. И Гарри стало жаль ее. В груди у него появилось противное щемящее чувство, он медленно побрел по пустынному Хогвартсу, хмуря брови. На следующий день весь замок облетела шокирующая новость: Малфой и Уайлд разругались! Пэнси Паркинсон была как никогда счастлива, цепляясь за Драко везде и всюду, прижимаясь к нему, не обращая внимания на его хмурый и помятый вид. Когтевранка выглядела как обычно, но, когда Гарри увидел ее в библиотеке в окружении книг и поймал ее усталый и растерянный взгляд, что-то внутри него сжалось. На Святочном балу и Драко, и Флоренс выглядели безмятежными и счастливыми (каждый в максимальной степени, что выглядело фальшиво), казалось, что они вполне наслаждаются праздником в обществе своих спутников. Хотя те как раз и выглядели радостными. К середине февраля они помирились. Точнее, Малфой помирился с Уайлд. И в каждом из них после того что-то неуловимо изменилось. Гарри тогда почувствовал себя еще хуже. Поттер потряс головой, отгоняя ненужные мысли. Солнечный свет стал мягче и не так слепил глаза. Часа через три они должны прибыть в Хогсмид. На душе у юноши полегчало, и он, прикрыв глаза, слегка улыбнулся. Сзади послышались переругивания Рона и Гермионы. Гарри улыбнулся шире — обиды на друзей и на весь мир куда-то испарились, а привычные несерьезные споры лишь привносили какое-то спокойствие в открытую свету душу.
Министерская «Жаба» с отвратительным бархатным бантиком на коротких волнистых волосах приторно-сладко улыбнулась студентам, обнажив ровный ряд острых зубов и сложив некрасивые руки с пухлыми короткими пальцами на животе. Костюм мерзкого розового цвета делал и без того противную тетку еще гадостнее. От этой улыбки у Флоренс едва не свело зубы, но она постаралась сохранить максимально равнодушное выражение лица, уткнувшись взглядом в свою тарелку с овощным рагу. После той речи, что сейчас толкала эта Амбридж, у нее напрочь пропал аппетит, а к горлу подкатил комок.