Я вспоминаю день, который, думаю, вы забыли (это был 1961 или 1962 год, я тогда был вашим ассистентом по общей философии в Сорбонне): мы шли по вашему саду. Вы только что прочитали «Тотальность и бесконечное», до защиты этой диссертации в совете, в котором, как мне кажется, вы состояли. И вы говорили мне об этой «большой книге» как о важнейшем событии. Я ее тогда еще не прочитал и знал из Левинаса только его «классические», хотя и поразительные, работы о Гуссерле, Хайдеггере и т. д. Следующим летом я тоже прочитал «Тотальность и бесконечное» и начал набрасывать большую статью, а потом и другую – мысль эта меня уже не оставляла[304]
.Деррида пользуется относительным спокойствием лета 1963 года, чтобы написать статью «Насилие и метафизика. Очерк мысли Эммануэля Левинаса». Но, перепечатав ее на машинке, он тут же понимает, что она «очень, слишком длинная»[305]
. И Мишель Деги тотчас подтверждает это, как только знакомится с текстом: «Ты написал целую книгу! С твоей системой сносок тут в сумме около сотни страниц»[306]. Так что либо Деррида согласится сократить свое исследование примерно до 30 страниц, с чем ему может помочь Деги, либо он должен искать издателя, чтобы выпустить его отдельно. Но второй вариант, несомненно, сложно воплотить на практике, поскольку в то время Левинас еще не особенно известен.В начале декабря Мишель Деги снова принимается убеждать Деррида, но уже не так уверенно: «Что бы ты сказал, если бы я предложил… обрезать и искромсать твою статью? Будешь ли ты и правда безмерно страдать, если она благодаря усилиям другого выйдет усеченной и ужатой, как голова бушмена?»[307]
Затем и Жан Пьель просит Деррида попробовать отредактировать статью, потому что ему представляется «необходимым без промедления напечатать вДеррида обсуждает этот «чудовищный» текст с Мишелем Деги, раздумывая о возможности уменьшить его, не повредив сути. Однако жертвы, на которые пришлось бы пойти, слишком велики. 30 января он отказывается публиковать свое исследование в
Начало этого текста еще больше, чем в «Силе и значении», отличается возвышенным, властным тоном, который совершенно не подходит для критической рецензии. На первых страницах, впрочем, речь идет даже не о Левинасе, а о философии как таковой:
Умерла ли философия вчера, после Гегеля, Маркса, Хайдеггера или Ницше – так что ей еще только предстоит направиться к смыслу своей смерти, – или же она всегда только и жила тем, что чувствовала свое приближение к смерти… умирает ли она