Деррида

Ситуация в скором времени осложняется. Становится ясно, что Альтюссер вне игры как раз в тот момент, когда он более всего нужен студентам, готовящимся получить звание агреже. Деррида, несмотря на значительную нагрузку в Сорбонне и интенсивную работу над несколькими текстами, безропотно подхватывает эстафету. «Я больше не знаю, что со мной… у меня только что был сеанс лечебного сна, – пишет ему Альтюссер вскоре после письменных экзаменов. – Как дела у ребят? И как дела у тебя, ведь я без всяких предупреждений переложил на тебя эту тяжелую ношу, чего делать правда совсем не хотел». Альтюссера помещают в частную клинику в Эпине-сюр-Сен, где через несколько дней его можно навещать: «Я не осмеливаюсь сказать, что увидеть тебя было бы для меня истинной радостью, но это у черта на куличках… Искреннее тебе спасибо за все то, что ты делаешь, и спасибо прежде всего за то, что ты есть, такой, как есть»[332]. Деррида отправляется в Эпине, чтобы навестить его в клинике, что он сделает еще не раз.

10 июня Альтюссер жалуется, что должен еще задержаться в больнице, хотя это ему самому тяжело. «Сильные приступы ставят препоны на пути возвращения к реальности». Со своими студентами он сможет повидаться накануне устных экзаменов, как он и надеялся. 3 августа он начинает идти на поправку и желает высказать признательность Деррида: результаты экзаменов на звание агреже у философов школы в этом году исключительные, и он понимает, в какой мере этот успех связан с Деррида. «Я не буду развивать эту тему дальше, поскольку ты бы мне не дал договорить, но это все же так»[333].

Хотя Деррида теперь знает, в каком тяжелом психическом состоянии находится Альтюссер, последнему известны прошлые переживания Деррида, и он не упускает случая сыграть на них. Между ними складываются странные отношения. Вот что пишет Альтюссер, постепенно оправляющийся после кризиса:

Я хорошо понял, что ты был не просто свидетелем моего приключения: мало того что из-за него на тебя была переложена огромная работа, под грузом которой ты мог бы и надорваться, так она еще должна была создать у тебя своего рода послевкусие воспоминания, которое ты пытался отбросить в другие, трудные для тебя времена: ты, конечно, свидетель, но, быть может, благодаря тому, что со мной происходило, свидетельствующий через третье лицо о том, что походило на прошлое. За все, что ты сделал и сказал мне и что хранил для меня, я тебе бесконечно благодарен[334].

Эта искренняя близость сохранится на многие годы, проявляясь по крайней мере в моменты депрессии и госпитализации, которые будут повторяться почти каждый год. «Благословляю тебя за то, что ты есть, и за то, что ты мой друг, – пишет ему также Альтюссер. – Оставайся моим другом. Твоя дружба – одна из немногих причин верить в то, что жизнь (пусть и полная драм) стоит того, чтобы жить»[335]. В этот период, когда Альтюссер начинает проходить новый анализ у Рене Дяткина, он пишет тексты, которые впоследствии принесут ему славу. «Философские разговоры между нами были редкими, если не сказать вовсе отсутствовали», – скажет Деррида Майклу Спринкеру[336]. Но не всегда это было так. 1 сентября 1964 года Деррида приступает к углубленному анализу статьи, переданной ему Альтюссером: речь идет о работе «Марксизм и гуманизм», которая в следующем году станет последней главой книги «За Маркса». Деррида дает честный комментарий, демонстрирующий в то же время близость позиций: