Перед выступлением я посмотрел на свой барометр: он показывал 458 м. День обещал быть тихим и теплым. Прямо от бивака мы начали восхождение на хребет Карту, главная ось которого располагается от северо-востока к юго-западу. Чем выше мы поднимались, тем больше перед нами раскрывался горизонт. Кругом, насколько хватал глаз, нигде не было леса: нигде ни одного деревца, даже сухостойного. Чрезвычайно тоскливый вид имеют такие горы. С исчезновением лесов исчезло и подлесье, исчезли мхи; дожди смыли тонкий растительный слой земли и оголили материковую почву. Куда ни посмотришь – всюду одна и та же однообразная, тусклая картина: серые утесы и серые осыпи. Хребет Карту – это безжизненная и безводная пустыня.
Первая сопка, на которую мы поднялись, имела высоту 900 м. Отдохнув немного на ее вершине, мы пошли дальше. Вторая гора почти такой же величины, но вследствие того, что перед нею мы спустились в седловину, она показалась гораздо выше. На третьей вершине барометр показал 1016 м.
Я взглянул на часы: обе стрелки показывали полдень. Значит, за три с половиной часа мы успели «взять» только три вершины, а главный хребет был еще впереди.
Меня сильно мучила жажда. Вдруг я увидел бруснику; она была мороженая. Я начал ее есть с жадностью. Дерсу смотрел на меня с любопытством.
– Как его фамилия? – спросил он, держа на ладони несколько ягод.
– Брусника, – отвечал я.
– Тебе понимай, – спросил он опять, – его можно кушать?
– Можно, – отвечал я. – Разве ты не знаешь эту ягоду?
Дерсу ответил, что видел ее часто, но не знал, что она съедобна.
Местами брусники было так много, что целые площади казались как будто окрашенными в бордовый цвет. Подбирая ягоды, мы понемногу подвигались вперед и незаметно поднялись на вершину, высота которой равнялась 1290 м. Здесь мы впервые ступили в снег, он был глубиной около 15 сантиметров.
По наблюдениям старообрядцев, первый снег на Сихотэ-Алине в 1907 году выпал 20 сентября, а на хребте Карту – 3 октября и уже более не таял. 7 октября снеговая линия опустилась до 900 м над уровнем моря.
Отсюда мы повернули к югу и стали взбираться на четвертую высоту (1510 м). Этот подъем был особенно трудным. Мы часто глотали снег, чтобы утолить мучившую нас жажду.
Хребет Карту с восточной стороны очень крут, с западной – пологий. Здесь можно наблюдать, как происходит разрушение гор. Сверху все время сыплются мелкие камни; они постепенно засыпают долины, погребая под собой участки плодородной земли и молодую растительность. Таковы результаты лесных пожаров.
Как ни старались мы добраться в этот день до самой высокой горы, нам сделать этого не удалось. С закатом солнца должен опять подуть холодный северо-западный ветер. Пора было подумать о биваке. Поэтому мы спустились немного с гребня и стали искать место для ночлега на западном склоне. Теперь у нас были три заботы: первая – найти воду, вторая – найти топливо и третья – найти защиту от ветра. Нам посчастливилось найти все это сразу в одном месте. В километре от седловины виднелся кедровый стланец. Мы забрались в самую середину его и устроились даже с некоторыми удобствами. Снег заменил нам воду. Среди живого стланца было много сушняка. Мы с Дерсу натаскали побольше дров и развели жаркий огонь. С подветренной стороны мы натянули полотнище палатки, хвои наложили себе под бок, а сверху покрыли ее козьими шкурками.
Ночь была лунная и холодная. Предположения Дерсу оправдались. Лишь только солнце скрылось за горизонтом, сразу подул резкий, холодный ветер. Он трепал ветви кедровых стланцев и раздувал пламя костра. Палатка парусила, и я очень боялся, чтобы ее не сорвало со стоек. Полная луна ярко светила на землю; снег блестел и искрился. Голый хребет Карту имел теперь еще более пустынный вид.
Утомленные дневным переходом, мы недолго сидели у огня и рано легли спать.
Утром, когда я проснулся, первое, что бросилось мне в глаза, был туман. Скоро все разъяснилось – шел снег. Хорошо, что мы ориентировались вчера, и потому сегодня с бивака могли сразу взять верное направление.
Напившись чаю с сухарями, мы опять стали подниматься на хребет Карту. Теперь нам предстояло взобраться на самую высокую сопку, которую моряки называют Амагунскими гольцами. Потому ли, что мы были со свежими силами, или снег нас принуждал торопиться, но только на эту гору мы взошли довольно скоро. Высота ее равна 1660 м. Отсюда берет начало река Кулумбе (по-удэгейски Куле); староверы измеряют ее в 50–60 км. Течет она по кривой так же, как и Амагу, но только в другую сторону, а именно к югу и юго-востоку. Когда мы спустились до 1200 м, снег сменился дождем, что было весьма неприятно; но делать было нечего – приходилось терпеть.
Километров пять мы шли гарью и только тогда нашли живой лес, когда снизились до 680 м. Это была узкая полоса растительности около речки, состоящая преимущественно из березы, пихты и лиственницы.