Дервиш света

Юлдуз вторглась в тихий дом доктора. Быстрая, ловкая, с непринужденными манерами, она ходила из комнаты в комнату, восхищалась совсем не роскошной, кстати, мебелью, багрово-малиновыми текинскими коврами и заполнила своим гортанным певучим голосом все комнаты. Держалась она с изысканностью и достоинством рафинированной аристократки.

А ведь все знали ее девчонкой-замарашкой, дочерью полунищего бедняка сучи Пардабая.

Она его и не поминала даже. Ничего она не говорила и о своей матери — Айнисе.

Теперь Юлдуз могла говорить только о Сахибе Джеляле.

— О, слово величия! Нет более великого человека в мире! Улыбка его смутная, высокомерная. Улыбка его неотразима. Улыбка его — смертный приговор. Он человек подвига. Он герой прошлого и настоящего! Что из того, если он нас забыл, нас с доченькой нашей Наргис. Но он не мог забыть о нашей любви. Он любит нас с нашей дочкой Наргис! Он не знал, не видел Наргис, он увидит ее и полюбит. Вы не знаете Сахиба. Боже! Едва вы встретитесь с ним, вы сразу почувствуете — вот человек, в котором сила! Но извлечь эту силу никто не может. Одна я могу. Я приду к нему, протяну ему руки и скажу: «Вот я, твоя Юлдуз! Вот я, Юлдуз, с вашей дочкой Наргис…».

Безумием посчитала Ольга Алексеевна план Юлдуз отправиться одной с маленьким ребенком в Бухару. Она, конечно, рассказала о том, что Сахиб Джелял проездом в Самарканд заходил в гости или, вернее, по ее выражению — с визитом, но решительно воспротивилась намерениям молодой женщины.

Где она остановится в Бухаре? Там и гостиниц нет. Где будет искать Сахиба? Неизвестно, захочет ли он принять ее и вообще признать?

Все, чем она могла помочь «сумасшедшей», как она называла ее в глаза, это дать адрес женщины-врача в Новой Бухаре — своей дальней родственницы — седьмая вода в киселе — и письмо.

Шумная, стремительная Юлдуз через два дня исчезла надолго. Она сказала, что сходит погостить в старый город к двоюродной сестре.

Странно вел себя появившийся в тот же день Мерген. Ничто в словно высеченном из гранита лице не показывало, что он взволнован.

Он ни о чем не расспрашивал. Выпил чаю, поужинал с доктором и очень немногословно рассказал о Тилляу.

Мимолетный визит Мергена ознаменовался еще одним событием. Мальчики узнали, что в детской стало многолюднее. Тилляуский друг детства Сабир, которого все привыкли звать Баба-Каланом, стал членом семьи доктора. Встречена новость была поистине воинственным кличем краснокожих из романов Купера и Майн Рида. Никто и не требовал разъяснений.

Сабиру вручили игрушечный «браунинг», и все помчались в овраг, что рядом с домом, «выкапывать томагавки» и «охотиться на бизонов».

Так произошло пополнение семьи доктора.

XI

Увы! Садовник не ест плодов.

Не печет в тандыре лепешки земледелец.

У возделывающего хлопок — рваный халат.

Дильшод

— Разбойники от безнаказанного жульничества обнаглели. Нахально срывают даже листву с деревьев. — Весьма глубокомысленно Алаярбек Даниарбек раздумывал вслух.

Когда он пил чай, он размышлял.

Чаевничали в доме доктора на большой террасе на втором этаже. Кони внизу с аппетитом хрустели сухим клевером и громко фыркали, отгоняя густыми хвостами мух. Подпруги были затянуты. Все готово к отъезду.

И на тебе — разговор о разбойниках.

— Во-первых, я поеду в Даул. Это и тридцати верст не будет, — буркнул доктор, смотря на карту Самарканда и его окрестностей. — Во-вторых, разбойники у нас отродясь не водились. В-третьих, вы чаю напились? Тогда я выезжаю.

— Что за разбойники? Это не опасно?

На то Ольга Алексеевна и женщина, чтобы волноваться. Она просто ужаснулась: «Разбойники?»

— Очень просто. В степях Агалыка недород. Хлеб посох на корню. Есть нечего, ну и… как у классика персидской поэзии Саади:

О, сытый, тебе не нравится ячменный хлеб,
Но то, что уродливо в твоих глазах,
Для меня предмет любви и увлечения,
Райским гуриям чистилище кажется адом,
А спроси обитателей ада — для них чистилище — рай.

Говорят, появился какой-то Намаз. Отбирает зерно и муку у баев. Раздает беднякам. Ну, и, кстати, отбирает у богатых и деньги. Их он, кажется, оставляет себе. Словом, сказочный узбекский Робин Гуд… Не волнуйся, Оля. У меня, кроме стетоскопа, грабить нечего. К тому же я знаю такое слово…

— Ты, Жан, все с шуточками.

— Ничуть не шучу. Все будет преотлично.

Иван Петрович уехал, оставив Ольгу Алексеевну в смятении.

Чувствуя тревогу хозяйки, Алаярбек Даниарбек принялся нагнетать страх. Рассказы его становились все красочнее и красочнее.