Расшвыривая здоровенных, широкоплечих мужчин, в мехмонхану вбежала молоденькая горянка с горящими глазами. Сорок косичек ее трепыхались на спине черным шелковым покрывалом. С режущим ухо шагом кинулась она на Кагарбека, царапая ему в кровь толстые, жирные щеки, колотя его по круглой бритой голове маленькими кулачками:
— Он насильник! Он убийца! Он отнял меня у матери! Он силой затащил меня к себе!.. И что ж? Теперь он уйдет от ответа?
— Девушка, — поднял важно руку визирь Сахиб Джелял, — не кричи. Веди себя достойно, — говорил Джелял добродушно, даже ласково: — Этот тиран не уйдет от ответственности! Приговор произнесен. Отойди. Судьба свершится! Твоя попранная честь будет отомщена.
Разъяренное лицо девушки пылало румянцем. Повернувшись к Джелялу, она запричитала:
— Эй ты, вершитель судьбы! Посмотри на меня. Перед тобой дочь славных родителей. Мой отец — Касым-Шо, потомок Ваханских царей… Я царского рода. И ты хочешь, господин бухарец, чтобы позор остался на мне и моих предках? Э, нет! Девушки моего рода никогда не были наложницами. Мы — царевны. А ты хочешь прирезать этого барана и оставить позор на мне.
Разведя руки и демонстративно вздохнув, визирь Сахиб Джелял, уже посмеиваясь, спросил:
— Чего же ты хочешь, о прекрасная царевна? Все, что ты попросишь! Разве можно устоять перед твоими звездами-глазами? Все ты получишь.
— Правда? — недоверчиво вырвалось у горянки.
— Клянусь.
— Эй, палач, убери нож! Развяжи ему руки!
Все с интересом наблюдали, как есаул неловкими пальцами распутывал за спиной Кагарбека шелковый бельбаг.
Выпрямившись и отряхнувшись, будто огромный пудель, выбравшийся из воды, Кагарбек глухо пробормотал:
— Женщина, уйди!
— Это еще почему? — и, обращаясь к визирю Сахибу Джелялу, горянка попросила. — Прикажи ему… позвать имама! И пусть имам при всем народе прочитает свадебную молитву. И пусть будет той!
Теперь уже визирь Сахиб Джелял откровенно смеялся. Сквозь смех он с трудом проговорил:
— Да, позовите имама! Но, царевна… Да как тебя зовут?
— Меня зовут Паризод! Я дочь Касыма-Шо и пэри. Моя родители достойны уважения. Устраивайте свадьбу. И пусть вот они, — она показала на оборванных, чернобородых, все еще уныло горбившихся каратагцев, — пусть они идут и свидетели… Они тоже из шахского рода! Они уважаемые люди и заменят мне отца и мать, которые остались под камнями и глиной в Каратаге и, увы, умерли.
— Хорошо! — сказал визирь Джелял. — Свадьбу сделаем. Пир устроим. Но, девушка Паризод, ты знаешь приговор? Этот человек подлежит казни. Зачем тебе такой муж? Лучше давай я тебя отвезу в Бухару. Ты, сиротка, и в моем доме найдется достойное твоей красоты место. Что тебе здесь делать бекской вдовой?
Бойкая девица мгновенно решила:
— Нет, я буду женой… или… честной вдовой, пользующейся уважением.
— Хорошо, пусть готовятся к тою.
Сияющую, торжествующую невесту увели на женскую половину.
Ошеломленный Кагарбек переминался с ноги на ногу, приблизился постепенно к ковру и уселся, отдуваясь, и смотревший на него внимательно визирь Сахиб Джелял усмехнулся.
— Чудеса… Ты, бек, обидел девушку, а она за тебя заступилась.
XV
Характер благороден, когда благородна воля.
Визирь Сахиб Джелял вечно горячил своего великолепного «араба», серого в стальных яблоках. Он скакал всегда так, что пыль била в нос путешественникам, поспешавшим с трудом за ним, и им приходилось съезжать со стенной белой дорожки, ехать по колдобистой, полынной степи, держась в некотором отдалении. Ужасающей была эта пыль. Заставляла она то и дело переезжать с одной стороны дороги на другую.
Не обращая на спутников внимания, Джелял мчался, выпрямившись в седле, устремив на холмы и горы взгляд одержимого, и во всю силу легких возглашал нечто возвышенное.
Он мечтал о битвах. Ему слышался звон мечей и выстрелы карабинов. Он боевыми кличами подымал с богарных, выгоревших до желтизны полей огромные, походящие на тучи стаи степных рябков — бульдуруков.
Визирь Сахиб Джелял не позволил доктору из Гиссарской долины ехать домой одному. Он дождался окончания спасательных работ и отправился провожать экспедицию до границы Туркестанского губернаторства на перевал Тахта-Карача.
Он прямо сказал:
— Пока между вами, доктор, и Кагарбеком не ляжет путь в десяток-другой фарсангов, сердце мое не сможет биться ровно.
Он был честолюбив и хотел, чтобы от его имени в памяти людей остался след. А следом, по его мнению, являлись дела благотворительности, оказанной народу им, визирем эмира Бухарского.
Скакавшие рядом с Сахибом Джелялом загорелые, посвежевшие мальчишки смотрели на него с восторгом.
— Неплохо учитесь! Скоро возьму вас на кокбури. Покажете удаль!
Они скакали по степным пастбищам, на полном скаку врывались в степные кишлаки, вызывая вопли восторга ребятишек. Визирь Сахиб Джелял осаживал коня возле колодца, спрыгивал наземь, осматривал дехканских лошадей.
— Выбираю! Покупаю! Ищу себе боевого коня! Золотистой масти с черным хвостом и черной гривой!
Он искал настоящего аргуна — помесь дикого жеребца с домашней кобылой.