– Трофеи собраны, – отрапортовал подошедший к столу Миклос.
Пока командиры беседовали с лекарем, солдаты бережно отнесли своих перевязанных товарищей наверх, устроив их со всем удобством, потом сноровисто обыскали поверженных горожан, невзирая на слабые попытки протеста, собрали оружие, кошельки и все более-менее ценное, после чего выставили всех нападавших за дверь. А что еще с ними было делать, по домам под ручки отводить? Не маленькие – сами доберутся! Не сильно-то и пострадали!
В отличие от горожан, фароссцы действовали аккуратно, оружием не махали и своих противников старались вывести из строя без особого травматизма. Синяки и шишки – не в счет!
Не ограничившись одним сбором трофеев с проигравших, солдаты пришли на помощь трактирщику, быстро расставив опрокинутые столы, стулья и лавки…
Густав пошевелил ножнами меча трофейное оружие, презрительно сморщился и сказал:
– Дрянь!
Мечи и кинжалы, конфискованные у молодых отпрысков уважаемых трисских горожан, выглядели роскошно: позолоченные и посеребренные рукояти, драгоценные и полудрагоценные камни в эфесах, обтянутые дорогой тисненой кожей ножны, но для профессионального воина – а именно таким и был, несмотря на молодость, сэр Густав, – ценящего в первую очередь суровую простоту отделки, удобство оружия и качество металла, эти клинки были лишь вычурными поделками.
– Дареному коню в жопу не смотрят, – наставительно произнес Раон.
Сэр Густав, сделавший добрый глоток темного пива из своей кружки, услыхав подобную интерпретацию одного из высказываемых время от времени маркизом Фаросс выражений, которое, впрочем, в устах его высочества звучало более приятственно для слуха потомственного дворянина, поперхнулся и закашлялся.
Откашлявшись, молодой рыцарь укоризненно взглянул на Раона. По его мнению, человек, ставший одним из ближайших помощников маркиза, не должен позволять себе подобных выражений. Пускай благородных дам не наблюдается в пределах видимости, если не считать же за таковых трактирных подавальщиц, являвшихся единственными представительницами слабого пола в данном заведении, но ведь это не повод вести себя столь грубо, не так ли?
Конечно, если судить непредвзято, то Раон не слишком выходил за рамки приличий. Грубое военное время, простецкие солдатские нравы – что тут поделаешь…
Тот же маркиз Фаросс часто пренебрегает дворянскими условностями, ведет себя зачастую так, что его немудрено спутать с каким-нибудь наемником. Но восхищавшийся наследником престола юный рыцарь прощал своему кумиру все нарушения общепринятых правил, оправдывая его тем, что истинное благородство может позволить себе некоторую эпатажность, не роняя при этом своего достоинства.
О том, какие выражения лились из уст самого Густава во время прогулки по улицам города, молодой рыцарь благополучно позабыл.
Раон не замечал укоризненных взглядов молодого дворянина. Являясь столичным жителем, он тем не менее рано познал все прелести уличных взаимоотношений, а также на собственном опыте убедился, что хорошо подвешенный язык и творческий подход к построению неожиданных словесных конструкций могут позволить поднять настроение окружающих, вовремя избежать неприятностей, успешно торговаться с продавцами или получить плату сверх оговоренной. Прослужив в наемниках, Раон впитал жесткую дисциплину вольных отрядов и беспрекословное подчинение командирам, но сумел органично совместить их с ранее приобретенными навыками, что и позволило ему, человеку незнатному, занять в свое время одну из высокопоставленных должностей в столичном ополчении, где хорошо подвешенный язык являлся немалым подспорьем для выполнения распоряжений начальства…
– Нашим оно, конечно, не подойдет, – Раон пихнул сапогом кучу трофейного оружия. – Зато его можно будет неплохо продать. Думаю, найдется немало желающих. Горожане, они как сороки – падки на все блестящее.
– Сами продавать будем? – спросил Кранг.
– Зачем? – удивленно посмотрел на него Раон. – У нас других дел полно. Попросим Черкана.
Сэр Густав рьяно поддержал это предложение. Еще не хватало, чтоб они сами занимались распродажей! Они, как-никак, воины, а не торговцы.
Раон развязал кошели и высыпал на стол их содержимое, сдвинув в сторону мешающие кружки.
– Ого! – удивленно воскликнул Кранг, разглядывая внушительную горку монет. Наряду с медяками там было немало золотых и серебряных монет. – Богатый улов! Я даже не знал, что с таким богатством кто-то может ходить по подобным… э-э… заведениям. Что здесь может стоить хотя бы один золотой?
– Смотря как гулять, – коротко ответил Раон, рассортировывая монеты.
Отсчитав двадцать золотых, он сдвинул их в сторону лекаря.
– Раон… префект…
– Можно просто – Раон.
– Раон, я благодарен вам за вашу щедрость, но я не могу взять эти деньги. Я не имею больше права зарабатывать лекарским делом.
– Тогда возьмите в подарок, – не растерялся Раон и, видя, что Гольбрейн по-прежнему сомневается, добавил: – От чистого сердца. Не отказывайтесь.
Лекарь замялся, но потом все же сгреб монеты и пересыпал их в поясной кошель.