Держатель знака

На секунду растерявшийся Зайцев приободрился.

– Ну и что?! Во-первых, при своей кисейной барышне вы не станете стрелять – это раз, во-вторых, всех не успеешь, Ивлинский, кто-нибудь да останется, а кругом – советская власть! Так что мы-то отсюда спокойно уйдем, а вот вы отправитесь вслед за вашим Алферовым, которого мы еще тогда раскусили! Держи-держи свою пушку… – Васька рассмеялся. – Что вы можете сделать – а ни-че-го!

«Он прав», – прозвенело в странно опустевшей голове Бориса.

– Что здесь происходит, молодые люди? Рядом с Татой в дверном проеме стоял, держа в

руке черный докторский чемоданчик, высокий худой человек с седыми волосами.

Для того чтобы понять все, Далю достаточно было одного взгляда… Браунинг на столике, альбом в руках комсомольца, напряженные лица мальчиков, «смитт и вессон» в руке Бориса…

– А Вы кто такой? – спросила Валька.

— Я, девушка, врач и пришел к своей пациентке, которой, боюсь, не идет на пользу разыгравшаяся сцена. Нельзя ли ее прекратить?

– Не валяйте дурака, – грубо ответил Кружков, – будто не знаете, что хранение оружия пахнет расстрелом?

– Вот как? Но, полагаю, в том случае, когда властей кто-то ставит о таковом в известность?

– Вы что думаете, мы не поставим?!

– В самом деле поставите?

– Еще бы!

– Вот как… Ну а это с вашей точки зрения является предосудительным? – Даль, неожиданно схвативший с дивана брошенную Борисом шпагу, вскинул ее вверх, невольно повторяя недавний Митин салют Андрею. Лезвие блеснуло в луче лампы. – А ну-ка СПАТЬ! СПАТЬ… И Вам, юная леди… и Вам, молодой человек – тоже… СПАТЬ… СПАТЬ… Я кому сказал, юноша?.. Спать…

Валька Волчкова, не сводя округлившихся глаз со шпаги в руке Даля, неуверенно вытянув впереди себя руку, подошла к дивану и медленно села.

– Не смотрите на шпагу, – шепнул Андрей, загораживая Тату, испуганно зажавшую ладонью рот.

Зайцев и Кружков сели рядом с Валькой. Герш медленно и тоже с какой-то странной осторожностью, опустился на стул.

– Благодарю… Взяли бы Вы свое грозное оружие, Андрей… От Вас не ожидал я такой беспечности… Ответьте-ка мне, молодой человек, помните Вы, что сейчас было?

– Нет… – Голос Саши Герша прозвучал с какой-то теневой невыразительностью.

– Вас здесь не было. Вы были в этой квартире?

– Нет…

– Она была закрыта. Почему вы в ней не были? Вы, девушка!

– Дверь была… закрыта. Мы прошли… мимо.

– Вы звонили в дверь. Никто не открыл. Вы, вероятно, позвонили прежде в дверь? Вы!

– Да, мы звонили… Но никто не открыл… И тогда мы пошли… дальше…

– И Вы тоже помните это?

– Да…

– Вы никогда меня не видели. Вам приходилось когда-либо встречаться со мной?

– Нет…

– Превосходно-превосходно… Андрей, вспомните-ка быстро, что сейчас нужно от них узнать для вашей безопасности?

– Не для нашей… Можно мне, Николай Владимирович? Спросите их об Алексее Даниловиче – они что-то говорили…

– Хорошо, Борис. Что Вы можете сказать о покойном директоре школы – Алексее Даниловиче Алферове?

– Нас очень хвалили… за него… товарищи в ЧК… Не так-то просто было… его выследить… Мы дежурили по очереди…

– Кто сообщил об Алферове в Чека?

– …Я …Валька …Сашка …Мы говорили с товарищем Абардышевым…

– Достаточно, спасибо. Сейчас я провожу вас до дверей и еще раз напомню, что они были заперты, – Николай Владимирович, небрежно игравший шпагой Бориса, отшвырнул ее в угол комнаты.

Когда Даль вернулся, Борис сидел на стуле, уронив голову на руки. Тата плакала: слезы текли и по щекам успокаивающего ее Мити. Андрей, стоявший посреди комнаты со скрещенными на груди руками, был до серого бледен.

– Да, друзья мои… Никуда не деться от того, что причиной гибели Алексея Даниловича послужили эти несчастные глупые дети.

– Кто-нибудь из которых будет сегодня ночевать в канале.

– Вам не стыдно, Андрей?

– Не понимаю, Николай Владимирович, отчего Андрею должно быть стыдно?! Алексей Данилович… да если перебить всех этих красных собак, это все равно будет мало за Алексея Даниловича!

– Алексей Данилович не порадовался бы сейчас на Вас, Борис.

– Но его с нами сейчас нет, Николай Владимирович!.. И нет – из-за них… Николай Владимирович, даже я сейчас мог бы… убить!

– Успокойтесь, Митя!

– Николай Владимирович, дорогой, объясните им – они такие злые… Объясните им, что нельзя, все равно нельзя быть такими злыми, как они!..

– Тогда мы сделаем вот что. – Даль вытащил из внутреннего кармана паркеровскую вечную ручку и наклонился над столом. – Подайте мне лист бумаги, Андрей. Благодарю. Теперь, милые юноши, смотрите сюда! Прежде всего мы возьмем «ego», неважно чье, допустим, Ваше, Борис, и рассмотрим его в структуре соотношений, приблизительно составляющих вашу личность…

На бумаге появился неровный кружок.

– Вот это самое «ego»… Выстроим его соотношения… Учитывая Ваш возраст, первое соотношение будет, вероятно, таково…

Стремительная линия соединила первый кружок с таким же вторым, в центре которого возникла затем надпись «любимый человек».