Держаться за землю

– Власть должна быть народная, а любая другая так и будет из нас кровь сосать, – словно вовсе не слыша Никифорыча, говорил его сверстник и дружок Пузырек, коренастый, пузатый мужик с лысеющей лобастой головой, тоскливо загнутыми книзу светлыми глазами и собачьими сумками щек. – Жили мы и при Чучме, и при Юле с косой, и при этих вот новых, кто будет, как-нибудь проживем. Свинья народ. Дурень. Кровью весь изойдет – и тогда не поймет, что беда его в ка-пи-та-лиз-ме, что менять надо не персонально кого-то, а общественный строй…

– Ну опять затянул: в коммунизм самый полный назад, – прогудел раздраженно Никифорыч. – Я тебе, Пузырек, счас скажу – ты только не лопни, смотри, с перегрева. Мне без разницы, что они какают в золотой унитаз. Мне главное, чтобы, пока они какают, мне тоже было чем покакать. Семье моей, шахте. Или что, всем Донбассом на Киев пойдем – революцию делать, мировой, блин, пожар раздувать? Там только красных флагов одних и не хватает, а так уже всё есть – и звезды, и свастика.

– Так, может, и пошли бы, а, Никифорыч? – с неожиданным злобно-веселым напором подал голос Хомуха, щеря желтые от насыбая клыкастые зубы. – Они ж нам на головы срут. – Пристывшие белесые глаза под навесом соломенно-светлых бровей налились тем подслепым пьяным ожесточением, когда все равно кого бить, лишь бы выплеснуть, как из брандспойта, всю злобу на свою нищету и приниженность. – Ведь за что народ вышел. Чтоб убрать этих всех… олигархов, короче. Всех этих пидорасов хитро-выдуманных, которые наш уголек прокручивают как-то наверху, а нам ни говна, блядь, ни ложки. Так что наш, получается, этот Майдан. Странно даже, смешно, что без нас. Да мы первые, первые там должны были быть. Уж мы бы их там растрясли…

– Да уж ты бы растряс, – гневно-уничижительно зыркнул Никифорыч. – У тебя чего есть? Твоя жизнь – это водка, блядина, гармонь, ты живешь одним туловищем, и никто от тебя не зависит: хочешь – в шахту спускайся, хочешь – в Киев иди. А мне вот двоих спиногрызов надо хочешь не хочешь кормить. И внуков, двоих червяков, потому отец их – такой же герой, как и ты, воевать очень рвался за правду. Саботаж прямо в лаве устроил – за зарплату полез бастовать, а потом в сраной копанке сгинул. Ты, что ли, охламон, моих прокормишь, когда вот эта шахта остановится? Ты понимаешь, что такое шахту бросить? Ведь это жизнь остановить.

– А она так и так остановится, может, – брякнул вдруг Сенька Лихо, цыгановатый горбоносый смуглый Лихачев, Вальков одноклассник. Тогда его Пушкиным звали за ягнячью папаху смолянистых волос и за то, что однажды на уроке сказал, что не стоило Пушкину из-за жены на дуэли стреляться, раз она оказалась такою шаболдой. – Вот ты скажи, Никифорыч, а если эти нацики нам станут диктовать, как жить? На каком языке говорить. Сколько времени нам под землей проводить. Ну а как? Если есть первый сорт человека, должен быть и второй, то есть мы. На русских тянут – это как?! А Бандера у них за икону? А у меня так, между прочим, оба деда воевали. Один за Днепром на плацдарме пропал, а другой, тракторист, самоходкой рулил… Да чего я вам тут? Сами знаете. Жив еще до сих пор, у него на Девятое мая глаза загораются. Все уже сединой заросли, как бурьяном, ни хрена не видать – где ты там, дед, ау? А Девятое мая – так он весь выпрямляется, бьет копытом, как конь. Ощущение: в космос выходит. «Дед, ты где?» А он там, в сорок пятом. А вот я подыхать буду, думаю, что я буду тогда вспоминать? Холодильник купил, телевизор? А вот дед – человек… Так я это к чему: что ж, ему, значит, шага в медалях своих не пройти, погань он, закопать, а эсэсовцы были герои? Ни хрена, первоклашкам про это рассказывайте – нас теперь уже не переучишь. Наш герой – пионер Валя Котик… Как-то все это путано слишком. Ну вот вышел народ, и одни кричат: «Хватит, достало», и я с ними, допустим, согласен, но другие-то тыщи такое кричат, что едрить-колотить… ну откуда вот в людях такое говно? Так и взял бы чего-нибудь потяжелее. И чего же, Хомуха, вместе с ними пойдем выступать? Да они за людей нас с тобой не считают, хотя ты и хохол. Ты ж хохол? Вот, я даже не думаю, кто ты. Да хоть негр вообще. Мы с тобою тут, в лаве, молочные братья, ты мне спину даешь. Вот возьмут они власть – и чего? И так уже кричат: все зло от русских.