Держава

– Великий государь, – поразил царя и своих сторонников обращением к Николаю думский трибун, – в тяжёлую годину войны ещё сильнее закрепили Вы сегодня то единение с верным Вам народом, которое выведет нас на верную стезю победы. Да благословит Вас Господь Бог Всевышний. Да здравствует Великий Государь всея Руси. Ура!

Раздалось «ура», плавно перешедшее в исполнение депутатами всех фракций Национального гимна «Боже, Царя храни».

Видя такую удобную минуту, Николай предложил народным избранникам проголосовать за кандидатуру нового председателя правительства – Штюрмера.

Находясь в эйфории от отставки Горемыкина, депутаты, недовольно кривя лица, всё же проголосовали за предложенного императором премьер-министра.

1 марта Николай, по давно заведённой традиции присутствовал в Петропавловской крепости на панихиде по убитому революционерами своему деду, императору Александру Второму.

Полная интриг столица утомила его. Теперь царица доказывала мужу, что в Хвостове они ошиблись, доверив глупому толстяку пост министра внутренних дел, и его следует снимать с этой высокой должности.

Поразмышляв, 3 марта Николай отправил Хвостова в отставку, повелев быть министром внутренних дел Штюрмеру. Приняв это трудное решение, государь укатил в Ставку. Но и здесь его ожидали проблемы кадровых вопросов.

Осенью прошлого года, приняв должность главнокомандующего, император, прочтя слезливое письмо члена Государственного Совета Алексея Николаевича Куропаткина, «генерала от поражений», как называли его в обществе, смилостивился, и в пику опальному великому князю Николаю Николаевичу, наотрез отказавшему Куропаткину, военные чины которого сохранились, в командовании воинским подразделением, дал тому Гренадёрский корпус, а в начале февраля доверил командование Северным фронтом, о чём тут же пожалел.

8 марта новый начальник фронта произвёл безрезультатное наступление. Весна была ранняя, снег быстро таял, как и лёд на Двине. Разлившаяся, по выражению солдат: будто водка из опрокинутой бутылки, река, затопила равнину, а главкому Северным фронтом приспичило наступать.

«В русско-японскую следовало таким бодрячком быть», – ворчали солдаты, идя в бой по пояс в воде, и не имея возможности укрыться от огня противника.

На Западном фронте генерал Эверт тоже решил наступать, назначив ударной 2-ю армию, коей приказал атаковать на Свенцяны – Вильно.

Войска наступали в весеннюю распутицу в болотном районе, когда пушки, при выстреле, осаживались по ступицу колёс.

В начале марта корпус за корпусом пошли на германские окопы, вдруг выяснив, что не хватало ножниц для резки проволоки, возле которой наши полки безнаказанно расстреливались противником.

Бойня продолжалась до середины марта, пока Николай не велел генералу Алексееву прекратить неподготовленное наступление.

В письме жене 15 марта он написал: «Случилось то, чего я боялся. Наступила такая сильная оттепель, что позиции, занимаемые нашими войсками, где мы продвинулись вперёд, затоплены водой по колено, так что в окопах нельзя ни сидеть, ни лежать. Дороги портятся, артиллерия и обоз едва передвигаются. Даже самые геройские войска не могут сражаться при таких условиях. Поэтому-то наше наступление приостановлено, и нужно выработать другой план. Чтоб это обсудить, я думаю вызвать трёх главнокомандующих в Ставку».

В другом письме он написал: «Я намерен прикомандировать старика Иванова к своей особе, а на его место назначить Брусилова или Щербачёва. Вероятно, первого».

17 марта царь вызвал в Ставку Брусилова, сообщив тому, что он поставлен на должность главнокомандующего Юго-Западным фронтом. Пожав руку, дополнил:

– Пока принимайте войска, а через несколько дней я приеду к вам в штаб фронта и поговорим.

Как и обещал, император навестил нового командующего, и обойдя построенный на платформе почётный караул, пригласил Брусилова в салон-вагон попить чаю.

– Алексей Алексеевич, имеются ли у вас какие-либо вопросы ко мне, либо просьбы? – отхлебнул из серебряного стакана чай.

– Так точно, ваше величество. Имею доклад. И весьма серьёзный. Будучи в штабе Ставки узнал, что мой предшественник внушает генералу Алексееву мысль, будто войска Юго-Западного фронта в силу разных причин не способны наступать, а могут лишь обороняться.

– А вы с этим не согласны? – требовательно глянул в глаза нового главкома.

– Категорически. Полностью не согласен, – выдержал тот царский взгляд.

«Уверен в себе и не трепещет передо мной, как многие генералы», – отчего-то с удовлетворением подумал государь, слушая доводы начальника фронта.

– … Твёрдо убеждён, что четыре вверенных мне армии находятся в отличном состоянии, и это, безусловно, не голословное мнение. Сужу по бывшей своей Восьмой армии, коей сейчас руководит генерал Каледин. Потому настоятельно прошу ваше величество убедить Алексеева, что вверенный мне фронт не только может, но и должен наступать, согласованно, конечно, с двумя другими фронтами.

– Доведу ваше мнение до начальника штаба Ставки, а вы, в свою очередь, озвучьте его на военном совете первого апреля в Могилёве.