Держава том 1

Глеб, подняв несколько камешков, обстреливал медведя. Его абсолютно не волновали ещё женские ноги. Разозлив косолапого и его нетрезвого хозяина, отошёл от греха подальше и, подумав о чём-то своём, очень важном, уговорил отца купить ему глиняную копилку в образе рыжей кошечки с синим бантиком. Отвернувшись, высыпал всю мелочь из кармана в прорезь между кошачьих ушей.

Тут же, будто случайно, с господами столкнулся староста и, беспрестанно кланяясь и поздравляя со святым праздником, приглашал к себе, отведать, что Бог послал.

«Хоть и не по чину, конечно, но его рыжие предки верно служили моим… Следует поощрить беднягу!»

Ирина Аркадьевна наотрез отказалась, сославшись на мигрень, и Ефим повёз её домой. А Максим Акимович с сыновьями решил навестить верного своего слугу, заодно и проверить приходно-расходные книги, а то что-то мало, зараза, денег стал высылать.

В доме, по всему видно, готовились к приёму гостей. Стол был заставлен закусками.

«А неплохо крестьяне живут, – оглядел Максим Акимович жареные тушки курицы, утки и гуся, бутылки «Смирновской» водки, приправленную лучком селёдку, колбасу и сыр. – Так, так, – потёр он руки, – будет что рассказать Сипягину».

– А где «сама-то?» – услышал женский шёпот через открытую дверь.

– Не смогла. Какой-то Мигрень её ждёт.

– С ума сошла. Мужа не стыдится.., – вошла в залу супруга старосты, раскладывая на столе маленькие полотенца для рук.

Акима с Глебом совершенно не интересовали взрослые разговоры, и через полчаса они убежали на улицу, столкнувшись там с двумя рыжими сыновьями старосты.

–О-о-о! Васятка, станцуй вприсядку, – узнал моряка с потонувшей шхуны Глеб.

–Кадет! На палочку одет! – не остался в долгу «морской волк».

Глеб на секунду опешил от наглости, и тут же бросился на обидчика.

Рыжий нахал не растерялся и, обхватив барчука, вместе с ним покатился по земле.

Аким насилу разнял драчунов.

– Ну, ну.., ты ещё от меня получишь, – сжимал кулаки Глеб.

Рыжий молча сверкал на него глазами.

Аким отряхивал брата и с уважением поглядывал на Васятку.

Ещё через полчаса на крыльце показался отец:

– Мост через овраг почините, – чуть заплетающимся языком выговаривал он старосте. – И с этой стороны крестьянская земля и с другой.

– Да-а, ваше превосходительство. Мы со всей превеликой радостью… Да чернавских мужиков не уговоришь никак, чертей косматых, – усаживал барина в возок староста, сам устраиваясь на облучке.

– В Рубановке почти три сотни домов, сами не осилите, что ли?

Сыновья уже сидели в коляске и Глеб исподтишка, чтоб не видел отец, грозил кулаком рыжему пацану.

Вечером, на двух колясках прикатил губернаторский кортеж.

– Максим Акимович, поздравляю вас с двумя праздниками! – обнял и трижды поцеловал Рубанова губернатор. – Позвольте облобызать вашу ручку, мадам, – пошёл к Ирине Аркадьевне.

Максим Акимович в это время с удовольствием касался губами душистой руки губернаторши.

– Борис Сергеевич, отчего не назовёте второй праздник? – глядя в чуть выпуклые бесцветные глаза гостя, поинтересовался Рубанов.

– Как! Разве вы не читаете газет? – одышливо произнёс тот, поглаживая свой необъятных размеров живот. – А вот вам и телеграмма, – щёлкнул пальцами в сторону приехавшего с ним худого чиновника в парадном вицмундире, – из канцелярии министерства двора, – сморщил полное лицо, глядя, как тот роется в кожаной папке. – Пожалуйте! – протянул наконец бланк с царскими вензелями. – Вторая дочь родилась у царской четы… Вот. Дата. 29.05.1897г.

– Какая радость! А мы в этот день из Питера выехали, – воскликнул Максим Акимович, думая про себя, как переживает сейчас император. Ведь он так надеялся на рождение сына.

«Вот это общество! – взяла под руку губернаторшу Ирина Аркадьевна. – А то стану я с мужиком Троицу отмечать».

Словно пчёлы на мёд прилетели другие гости.

Первым прибыл предводитель уездного дворянства с супругой. Почти следом за ним чернавский барин с женой. Последним, когда все уже сидели за столом и выпили по первой за рождение великой княжны, появился ильинский помещик.

Детей за стол не сажали, и они занимались, кто во что горазд.

Глеб то раскачивался, то вертелся вокруг оси на верёвочных качелях, приделанных вчера мужиками к толстенной берёзовой ветке. Аким, прежде тоже покачавшись, отправился в людскую, потолковать за жизнь с няней.

Народу туда набилось – страсть. Здесь так же пили за Троицу и один из работников ловко бренчал на балалайке.

Кто-то его услышал из вышедших освежиться господ, и музыканта на некоторое время забрали наверх, в гостиную,

За этот час тишины, угощаясь чаем с пастилой, Аким узнал от няни, что на Троицу, после обедни, начинается веселье сельской молодёжи. Так же услышал о многих сельских традициях.

– Вот ведь какие дела, – вытерла нянька глаза, вспомнив перееданья старины глубокой.

Когда вернулся от господ пьяненький балалаечник, Аким ушёл в яблоневый сад, протянувшийся по склону горы вдоль берега Волги и, раскачиваясь в гамаке, провалялся до самого темна, мечтая о голубоглазой красавице, глядя в небо, слушая соловьёв и звуки рояля из дома.