Держава том 2

Согласно разработанному плану, вечером навестили Дубасова, направившись к нему не верхами, а на своих двоих.

– Неплохо армейская пехтура устроилась, – подошли к правому флангу авангардного лагеря, где в деревянных домиках Инженерного ведомства квартировал 145-й Охтинский полк.

Покрутив головами – у кого бы спросить о подпоручике Дубасове, увидели его денщика, сонно моргавшего на лавочке у домика.

– Опять спит, – хмыкнул Зерендорф и завизжал команду, в расчёте, что среди других любопытных в окно выглянет и Дубасов:

– Смир-р-но!

Денщик, сунув тлеющую козью ножку в карман штанов, вытянулся во фрунт.

В соседних домах на крыльцо выбежали солдаты, а из окошек показались головы удивлённых офицеров, с целью выяснить, какой это дурак орёт и отвлекает от вина и карт.

Дубасовской головы не наблюдалось.

– Вольно, боец. Смотри, не спали нефритовый стержень, – заметил небольшой дымок в районе кармана Зерендорф.

– Что за стержень? – вытаращил на друга глаза Рубанов. – Ствол револьвера у нас из металла.

– Китайские трактаты о любви следует читать, – высокомерно ответил Зерендорф. – Или японские.., – немного растерялся он. – А то одними уставами да газетами интересуешься, а о любви никакого понятия. Зови подпоручика, – уже вполголоса велел денщику.

К их удивлению, Ефимов направился к соседнему дому со сломанной скамейкой и выбитым окном.

– Видимо господин Дубасов вчера новоселье отмечал… Странно, что у Петьки Ефимова фингала нет, – задумался Рубанов.

Однако всё встало на свои места, когда войдя в дом, обозрели цветастый глаз охтинского подпоручика.

Набычившись по своей привычке, тот хмуро разглядывал вошедших, теребя ворот красной рубахи с оторванной пуговицей.

– А вот и секунданты, – обрадовался Дубасов, ничуть не удивившись друзьям, словно только вчера виделись. – Мои условия: расстояние полшага, семь пуль в барабане и я стреляю первым, как оскорблённая сторона.

– Это вы-то оскорблённая сторона? – уселся на неприбранную постель подпоручик.

– Кстати, – перебил его недовольные словоизлияния Дубасов, – знакомьтесь, подпоручик Кужелев Фёдор Парфёнович, – хмыкнул Дубасов.

– Не хмыкай над моим отчеством, – взвился подпоручик. – Первым стрелять должен я, – потрогал синяк.

– Сударь, – делая возмущённый вид, подмигнул друзьям Дубасов, показав этим, что в грош не ставит ротного субалтерн-офицера, хоть тот и старше по выпуску. – Вы сказали, что я, как бы так выразиться, немного лукавлю в карты…

– Немного лукавит.., – в свою очередь язвительно хмыкнул офицер, – да вы, сударь, тривиально мухлюете, – воинственно сверкнул здоровым глазом.

– Да это в вашей сморгонской академии честную игру называют мухлежём… Я даже от возмущения, случайно, локтем, задел ваше всевидящее око.

– Ага! Случайно… А кто в окно мной кидался? – взгрустнул подпоручик.

– Господа, господа, полноте вам, пожмите руки.

– Правильно в нашем полку постановили запретить азартные игры, – поддержал Зерендорфа Рубанов. – Разрешены только коммерческие… Хотя в чём разница?.. Помиритесь, господа, и не надо друг другом ломать скамейки. Ещё древние говорили: «синэ ира эт студио», что означает: «без гнева и пристрастия», – сразил всех наповал Аким.

Потрясённый мудростью товарища, Дубасов потряс руку Кужелеву:

– Простите меня, господин подпоручик, я был неправ.

Тот недоверчиво, одним глазом, оглядел однополчанина.

– Здесь место такое, – похлопал по плечу сослуживца Дубасов. – Ну, право, не сердитесь. Я тоже в прошлом году одноглазым был, – начал по-быстрому облачаться в белый китель со знаком окончания ПВУ. – Мистер Ефимов, – неожиданно заорал он, – помогите шашку нацепить.

– Хорошо, что вы, мсье, не в артиллерии служите, – стал развивать понравившуюся мысль Рубанов.

И под вопросительным взглядом семи офицерских глаз докончил:

– А то бы пушку на прогулку брали….

– Бу-а-а-а! – больше всех развеселился бывший Циклоп.

Дубасов до того был рад друзьям, что даже их подначки веселили его.

– Отсюда и до нашего прошлогоднего лагеря рукой подать, – радостно кивнул в сторону юнкерских бараков.

– Завтра брата навещу, – направились они в Дудергоф.

– Дудергоф нам роднее Красного села, – философствовал Зерендорф, разглядывая дома и дачи посёлка. – И офицеров теперь шугаться не надо, – перекрестился на купола белой церкви.

– Между прочим, церковь Святой Ольги, – тоже перекрестился Рубанов.

Дубасов креститься не стал, а увидев неподалёку пивную, предложил зайти туда.

– Жарко, хоть и вечер уже. Пивка выпьем и на дачу пойдём.

– Во-первых, – открывая дверь в трактир, произнёс Рубанов, – гвардейцам не рекомендуется посещать подобные вертепы, – попробовал перекречать музыкальную машину, воодушевлённо скрипевшую «Трансвааль».

– А что, во-вторых? – полюбопытствовал Зерендорф, зная по опыту, что «во-вторых», можно и не дождаться.

– Во-вторых, на какую дачу?

– Э-эх, темнота, хоть и по латыни калякаешь, – усаживаясь за стол, подозвал полового Дубасов. – На ту самую дачу, где дамы живут…

– Уж не водоплавающие ли? – поразился Аким.

– А вот за это можешь и ответить по всем правилам от 20 мая 1894 года.