Держава. Том 3

– С чего это японцы взяли, что скоро наступление? Армия после Сандепу три недели отдыхает, и ни о каком наступлении не слыхать, – пожал плечами Фигнер. – Что? На ханшин перейдём? – опрокинул горлышком вниз пустую бутылку смирновской. – Всё хорошее когда-нибудь кончается, – обобщил ситуацию.

– Да и Мищенко в мукденском лазарете раненый лежит… Какое без него наступление? – поднёс к свече бутылку с ханшином Глеб. – В прошлый раз жабочку китаёзы подложили для крепости, – сообщил в основном вольнопёру. – Когда морду туземцу бил, тот верещал про хороший от этого нефритовый стержень. – Ну чего там, в Москве? – понюхав, стал разливать ядовитую жидкость.

– Город, благодаря убиенному губернатору, лопается от денег. В Москве теперь идёт гораздо более крупная игра, чем в Монте-Карло, – выпив, долго занюхивал плошкой с бобами. – Ну и дря-я-я-нь, – с трудом выдохнул воздух. Закусывать не стал.

– Ты ещё собачатинку под соусом не пробовал, – с удовольствием оглядел сумевшего всё-таки справиться с тошнотой Кускова.

– Главное, про китайский деликатес из человеческих эмбрионов молчи, – доброжелательно поглядел вслед выбежавшему из землянки вольнопёру, Ковзик. – А с чего вы взяли, Олег Владимирович, что в Москве идёт крупная игра? – как ни в чём не бывало, спросил у вернувшегося москвича.

– О-о-х! – усаживаясь, громко простонал бывший студент. – Давайте за едой не будем о китайских деликатесах, – попросил он. – Так Михаил Абрамович Морозов в одну ночь проиграл миллион табачному фабриканту Бостанжогло. И хотя наши миллионщики заказывают себе отдельные вагоны. По телеграфу покупают имения, но наряду с этим делают и много полезного для города. Строят больницы, приюты для бездомных, открывают картинные галереи и поддерживают людей искусства.

– Лучше бы они офицеров Урало-Забайкальской дивизии поддержали, – выпив, произнёс Ковзик. – Водку бы нам присылали…

– Можно и коньяк, – размечтался Фигнер, закусывая тушёнкой с бобами.

– Купцы говорят, что через двадцать лет Россия станет самой процветающей страной мира, и Европа будет завидовать нам…

– Это хорошо! Может, к тому времени, и война закончится, – погладил Ильму Глеб. – А я слышал, что другой Морозов, Савва, даёт деньги и либералам и социалистам, совершенно при этом не разбираясь в политике.

– Лучше бы он офицерам Урало-Забайкальской…

– Да поняли мы вас, каспадина Ковзик-сан… Не пошлёт он нам денег. А то революционерам ничего не достанется, – вновь погладил собаку Рубанов.

– Лучше бы проигрывал, – высказал своё мнение Фигнер. – Господин вольнопёр, а пойдёмте, я вас научу гранаты метать, – вытащил из корзины какой-то предмет.

– Эта консервная банка на палочке и есть граната? – поразился Кусков.

– Граната штабс-капитана Лишина. А в этой, как вы образно выразились – консервной банке, хранится пироксилин. Слышали в университете, что это за бяка?..

Но обеспокоенные товарищи отобрали у подъесаула взрывоопасный предмет, вновь запихнув его в корзину.

– Ваши благородия, – пригнувшись, ввалился в землянку казак, сняв с головы чёрную папаху и втянув носом прекрасный аромат ханшина. – Так что, эта, господин полковник велели передать, что утром его превосходительство, генерал… как его… Ре-ме-енкам…

– Ренненкампф, – поправил станичника Фигнер.

– Ага! То есть – так точно, – согласно кивнул головой вестовой. – Назначает вылазку, – протянул замусоленный пакет.

– Благодарим, братец. На, согрейся, – нарушив все армейские правила, протянул нижнему чину стакан с ханшином Ковзик. – Как карты лягут, – оправдался перед товарищами, – может статься – последнюю ночь казачина живёт… Помните, под командой Мищенко в конце прошлого года «набег на Инкоу» произвели, как потом наш рейд по тылам противника назвали. Семь с половиной тысяч сабель с боем проломились сквозь японские позиции, переправились по льду через реку Ляохе, потеряв там много казацких душ, и двинулись громить вражеские тылы. Подожгли Инкоу, перебив несколько сотен гарнизона, были окружены подошедшим к японцам подкреплением, но с боями прорвались к своим, – рассказывая, махал рукой, словно рубил врага.

– Как такое забудешь? – достал вторую бутылку Фигнер.

– Нет, всё! – покрутил указательным пальцем из стороны в сторону перед его носом, бывший лейб-гвардии гусар.

– Слушаюсь, господин дядька, – безропотно положил бутылку в корзину с гранатами Фигнер.

– Завтра твой первый бой, вольнопёр, – Держись меня и будешь жить, – оптимистично похлопал по плечу Кускова Глеб. – А за восемь дней похода на Инкоу, как недавно подсчитал наш новый начальник штаба Деникин, мы с боями преодолели: двести семьдесят вёрст, уничтожили более шестисот японцев, казаки разобрали два участка железнодорожного полотна и с удовольствием сожгли восемь продовольственных складов.

– А их тушёнка и в огне не горит, – поднял банку Фигнер, весьма воодушевив собаку, но оставив её с носом. – На шесть суток прервали сообщения по телеграфным и телефонным линиям, пустили под откос два состава с боеприпасами, захватили несколько сотен пленных и, главное, триста повозок с имуществом…