Держава. Том 3

– Ну да, господин племянник. Из восьми якобы сгоревших складов. Но и у нас среди казаков жертв немало… Поплачут в донских и кубанских станицах жёны с детишками. Ведь отряд формировали из казаков всех трёх армий. Новый начштаба определил операцию как малоэффективную, но полную мужества и отваги.

– Ну, хоть это признал. Сам в набеге участия не принимал.

– Да успокойтесь, господин московский хорунжий. Они с Ренненкампфом в то время сопки охраняли, – ржанул Ковзик. – А вот проведённое Куропаткиным в январе наступление на Сандепу – действительно позорная страница этой войны. Впрочем, как и все им написанные. Ни одного выигранного сражения, – разозлился подъесаул, достав из корзины с гранатами бутылку ханшина.

– Господин бывший лейб-гусар, положите жидкий пироксилин на место, – погладил собаку Глеб. – А ведь мы опять могли бы выиграть сражение. Но это сакраментальное «бы…». Даже не сакраментальное, а метафизическое… Да чёрт с ним, с Куропаткиным. По грамулечке-то можно, – обрадовал офицеров и вольнопёра, который, имея богатый опыт студента Московского университета, мигом освоил ханшинную науку. – С утра артиллерия долбанула по Сандепу, но, как оказалось, из-за тумана не совсем удачно. Зато наш отряд, несмотря на туман и покрытую тонкой коркой льда почву, незаметно переправился через реку Хуньхе, и неожиданной атакой заставил японцев отступить. Видя такое положение вещей, Первый Сибирский корпус тоже перешёл в наступление.

– Однако, – нахмурился Ковзик, – как всегда, сверху приказали прекратить «самодеятельность» и перейти к обороне.

– Куропаткин боится наступать, – в сердцах треснул по столу ладонью Фигнер. – Нам бы Скобелева. Ведь Мищенко, рассудив, что может быть большой успех, обратился к командиру Первого корпуса генералу Штакельбергу с просьбой начать наступление. Тот неожиданно разрешил и сам перешёл в атаку, наголову разгромив японскую пехотную дивизию… Мы получили возможность окружить Сандепу. Наш отряд вышел в ближние японские тылы, посеяв там страх и панику…

– Сама обстановка требовала от командования наращивания атакующих усилий, что было понятно даже нам, подъесаулам, – для чего-то достал гранату Ковзик. – Но как только об этом стало известно.., – показал гранатой на потолок, – пришёл приказ остановиться и не ломать общую позиционную линию.

– Так ведь можно было другим корпусом перейти в атаку, чтоб линия выровнялась, – от волнения тоже схватил гранату Кусков, но, перепугавшись, тут же вернул её на место.

– Вот! Даже вольнопёр лучше Куропаткина в тактике разбирается, – поощрительно постучал по его спине гранатой штабс-капитана Лишина Ковзик, вогнав бывшего студента в смертельную бледность.

– Господин подъесаул, да уберите вы, ради Бога, взрывное устройство в корзину. Не стоит расширять кубатуру землянки, – пожалел однополчанина Глеб. – Японцы, как водится, успели подтянуть резервы, и Первый корпус с большими потерями отступил. Куропаткин назначил на этот раз виновником своей нераспорядительности не чембарцев, а самого генерала Штакельберга, который, наконец-то, научился воевать, и отстранил его от командования корпусом. Нашему отряду тоже пришлось отступить… Давайте, господа, хоть немного поспим перед завтрашним боем, – резко оборвал он грустный рассказ.

Ранним утром их разбудил сигнал трубача – собираться и строиться в походную колонну.

– Лошади подсёдланы, господин есаул, повысил Ковзика в чине вестовой, небрежно приложив руку к папахе.

– У нас бы в гусарском полку его под ружьё с полной выкладкой поставили, – только хмыкнул Ковзик. – Казачки – чего с них взять.

– Зато умирают красиво! – высказал свою точку зрения Фигнер.

– На молитву! Под знамя! Шапки долой! – услышали команду.

После молитвы двинулись в поход.

– Ильма, дома сиди! – приказал собаке Глеб.

– Такая же своенравная, как и казаки, – ухмыльнулся Ковзик, глядя на бегущую рядом с лошадью Рубанова собаку.

– С кем поведёшься.., – поддержал его Фигнер.

Глубокая разведка по времени заняла более суток. Разъезды дошли до железной дороги у Ляояна. Погибших не было, лишь легко раненые.

Кускову пуля пробила дублёный полушубок и оцарапала руку.

– До крови прям! – съязвил Ковзик, разглядев царапину.

– Поздравляю с боевым крещением, – улыбнулся вольнопёру Глеб. – В Мукден к Натали съездим на перевязку, – решил он. – К тому же ты ей варенье в подарок от родни привёз.

После похода, приведя себя в более-менее презентабельный вид, отпросились у командира полка съездить на перевязку в лазарет. С трудом нашли его неподалёку от Мукдена.

Лазарет состоял из нескольких палаток с короткой железной трубой над каждой, и с приготовленной для топки поленницей дров перед входом.

Рядом с поленницей хмуро глядел на визитёров красноносый доктор в драповом пальто на вате и с укутанной башлыком головой в папахе.

– Зябну! – буркнул на улыбки приезжих, указав пальцем, в какой именно палатке можно найти сестру, дабы она оказала акт милосердия.

Натали была бледная и усталая.