Держава (том первый)

Как раз в этот момент, тоскующий Гераська просунул нечесанную бошку в фуражке с лаковым козырьком, в пролом забора и опешил, с завистью наблюдая, как работяги дубасят сторожей.

— Иди сюда, — заметил его Шотман. — За тебя ребята заступились, чтоб обратно на работу приняли. Собирай молодых пацанов, вооружайтесь обрезками труб, ломами и выгоняйте рабочих из мастерских. Кричите слово: «Забастовка!»

«Да-а. Дело принимает скверный оборот, — подумал Иванов, — такого на моей памяти ещё не было, — кинулся в контору звонить начальнику завода. — Хоть бы не успел в Севастополь уехать».

Власьев был ещё в Петербурге. Услышав по телефону взволнованный голос помощника, бросил все дела и на катере к обеду добрался до завода.

Толпа рабочих окружила его. Оппозиционная банда сторожей была напрочь разбита и спряталась в конюшне.

— Мы вас уважаем, господин начальник. Вы рабочим помогаете, — встал перед генералом почитатель буревестника и протянул сложенную бумагу с требованиями.

— Что это? — удивился Власьев.

— Это наши требования, — отодвинул в сторону друга буревестника Шотман. — Во–первых, вернуть уволенных Ивановым рабочих. Во–вторых, внесение в табель праздников — 1 мая, а так же увеличение расценок, отмена сверхурочной работы и введение 8-ми часового рабочего дня.

— Господа рабочие, я тронут вашим ко мне отношением, но выполнить все требования не в моей власти. Я должен посоветоваться в Морском министерстве, в ведении коего находится Обуховский завод. А уволенных, как вернусь из Севастополя, приму на работу своей властью. Это я вам со всей ответственностью обещаю. Сейчас же сделать ничего не могу, так как нахожусь во временном отпуске, и официально передал право на управление Иванову. Всё будет хорошо, господа рабочие. Прошу вас разойтись и приступать к работе, — направился на причал, где ждал его катер.

Но мирную обстановку сумел испортить появившийся Иванов, которого взбесило добродушное отношение рабочих к начальнику завода.

— Всё слышали, — со злой усмешкой показал на водопроводный кран, — попейте водички, смочите свои глупые головы и немедленно отправляйтесь работать.

За его плечами стояли расхристанные сторожа, прикладывающие к синякам смоченные водой тряпки.

Раздражённая, не успокоившаяся окончательно толпа, проявила своё недовольство повторным избиением охранщиков, которые на этот раз даже не пикнули.

— Вот пусть они теперь бошки под воду суют, — потирая кулак, высказался друг и родственник буревестника.

Подполковник Иванов избежал расправы, вовремя спрятавшись на обжитой сторожами конюшне.

Шотман, для поднятия духа рабочего класса, включил заводской гудок.

Гераська, с полусотней таких же, как он, малолеток, хозяином зашёл в свою станочную мастерскую.

— Мужики-и! Гудок слышите? Бросай работу и айда на улицу, бастовать.

— А деньги ты нам станешь платить? — глыбой токарного станка встал перед ним мастер.

Задумавшись, и не найдя что ответить, Гераська удачно применил традиционный деревенский аргумент, неожиданный не только для мастера, но даже и для него самого — дал тому в ухо.

Дёрнув головой, отчего слетела знаменитая бескозырка, мастер закрыл лицо руками. Больше на обстановку в мастерской он не влиял.

С гиканьем и свистом толпа бесшабашных мололеток кинулась на рабочих.

Тех было значительно больше, но они были разобщены и действовали каждый за себя.

Сплочённая группа Гераськи мигом вытолкала их на улицу.

— Вон того работящего увальня не трогайте, — со смехом указал дружкам на своего старшего брата, тащившего какую–то железяку. — Что-о? Ржали надо мной, — с воодушевлением тузил растерявшегося работягу, — деревней лапотной обзывали, — с радостью мстил за свои унижения.

Закончив мордобитие, заорал, перекрикивая гудок:

— Пацаны-ы! Теперь айда поднимать на забастовку минную мастерскую.

Двор не вмещал высыпавших из мастерских рабочих, и они ринулись за ворота на Шлиссельбургский тракт.

Шотман, выйдя с заводской территории, помчался в трактир «Вена», где договорился встретиться с Гавриловым, которого уволили с завода на неделю раньше, чем остальных рабочих, найдя у него дома листовки и прокламации.

К своему удивлению здесь же наткнулся на Северьянова.

— Здорово Александр. Обстановку ребятам обьяснил и дальнейшие действия с мужиками обговорили. Ну, держись полиция, — пожали друг другу руки, и вышли из трактира.

Проспект был забит орущим народом. Чаще всего слышались крики: «Ура-а!»

— Анатолий, — обратился к Гаврилову Северьянов, — действуем, как договорились. Ты здесь бунтуешь толпу, а я с Шотманом и товарищами пойду Александровских поднимать… Ну что, Сашок, пора завод твоего имени баломутить.

Окантовкой толпе рабочих служил слабый ручеёк полиции.

Выпивший для храбрости мерзавчик водки Гаврилов, наткнулся взглядом на пристава местного участка Келина.

— Вот гнида, — указал дружкам на пристава, — это он недавно обыск у меня проводил, — схватил каменюку и побежал к полицейскому.

Увидев его, пристав стал увещевать душегуба:

— Господин Гаврилов, оставьте, господин Га–а–в…

Договорить не успел, упав с пробитой головой от метко пущенного булыжника.