Держава (том первый)

«Эх, чёрт–дьвол, пропал поцелуй, — расстроился Аким, — вот ежели б наш Ванюшка бился». — С таким не поеду, — вылез из саней, и, подав руку Натали, помог выбраться на мостовую.

Бросив посиневшему от переживаний и холода возчику рубль, повёл даму по тротуару вдоль трёхэтажного дома, обклеенного вывесками с рекламой.

— Господин офицер, а чего это вы расстроились? — заинтересовалась Натали. — К тому же, хоть вы и военный, но нельзя же быть таким кровожадным, словно американский индеец.

— Есть из–за чего, — ёмко ответил на первый вопрос. — Ничего и не кровожадный, — отмёл обвинения. — В ресторан, конечно, не пойдёшь?

— Конечно, нет! — заинтригованная причиной офицерского расстройства, улыбнулась Рубанову.

— Мадемуазель, тогда в кондитерскую, — и, не слушая возможных возражений, которых и не последовало, взял даму под руку и уверенно раскрыл дверь, пропуская её вперёд.

— Ах, как аппетитно пахнет, — почему–то шепнула Натали, направляясь к стойке с пирожными, сдобой, пирожками и другой вкуснятиной, за которой стоял упитанный продавец.

— Чего желаете, сударыня, — с долей подобострастия поинтересовался щекастый малый, указав на кондитерское изобилие.

Натали, улыбаясь, глянула на своего кавалера.

— Ты, сударыня, думай, — деловым тоном произнёс Аким, — а мне, милейший, две чашки кофе.., два пирожка с зайчатиной.., нет, три. И три пирожных, — указал, каких именно.

Натали отчего–то прыснула смехом, прикрыв рот ладошкой и прижимая локтем муфту.

— Мне пирожное, вот это, с кремовой розочкой и чашку кофе, — сделала заказ.

И тебе хватит одного пирожного? — поразился Аким, оглянувшись на открывшуюся дверь, впустившую морозный воздух и двух гимназисток.

Девицы расположились за соседним столиком и будто случайно, бросали заинтересованные взгляды на офицера с дамой. Причём на даму глядели с каким–то женским пренебрежением, видно, представляя на её месте себя.

«С некоторых пор, неизвестно отчего, просто терпеть не могу гимназисток старших классов», — подумала Натали.

— Аким, скажи пожалуйста, по какому поводу ты расстроился? — пригубила горячий напиток, откусив маленький кусочек пирожного.

— Сударыня-я, — не слишком интеллигентно уплетая пирожок с зайчатиной, произнёс Аким, — не думал, что вам свойственны женские слабости и пороки…

— Какие слабости? — отставила она чашечку. — А тем более — пороки…

— Как, какие? — делая вид, что не замечает рассерженный тон, продолжил он. — Любопытство, например.

— Любопытство не порок, а способ познания мира, то есть, вполне нормальное чувство, свойственное всем дамам, — затараторила она.

— Ага! — иронично хмыкнул Аким, принимаясь за следующий пирожок. — Скажи ещё, что любопытство — двигатель прогресса…

— И скажу! Скажу, что вы, сударь, неподобающе ведёте себя с дамой.

— Извини, — прожевав и вытерев губы салфеткой, нежно заглянул в её рассерженные глаза. — Просто я загадал, что если победа останется за нашим возчиком, я тебя поцелую… — наблюдал за метаморфозой глаз, из рассерженных, превратившихся в растерянные, и вдруг, вспыхнувшие счастьем.

«А может, это мне показалось», — вздохнул он, потому как на словах дама не выразила счастья, а наоборот, заклеймила бедного подпоручика:

— А вы, сударь, наха–а–л.

Но «нахал» звучало так нежно и ласково, что у Акима стало тепло на сердце.

— У тебя рыжие глаза, — не к селу не к городу произнёс он. И не дожидаясь ответа, продолжил: — Можно подумать, что вы, мадемуазель, не гадали на святки.

— Гадала! — покраснев, подтвердила Натали.

— Ну и кто жених? — делая безразличный вид, поинтересовался Аким.

— Какой жених? — потерялась девушка.

— Ну, дамы гадают на любовь, — принялся он за пирожное.

— Откуда вы знаете? Вы что, дама что ли? — недовольно глянула на прислушивающихся гимназисток. — И к тому же, сударь, говорите о ЛЮБВИ, и вульгарно жуёте пирожок с зайчатиной.

— Пирожное. Пирожок уже съел, — поперхнулся он. — А чего надо жевать?

— Следует не жевать.., а читать стихи, в коих воспевается дама сердца, — нежно улыбнулась своему рыцарю. — Да ешь уж свой заячий пирожок, — разрешила она.

— Только пирожные остались, — растерялся офицер.

Гимназистки отчего–то блаженствовали.

— Ну что сказать, — с сожалением отложил он половинку пирожного. — В детстве я много читал о любви…

— А сейчас вышли из этого возраста, — прыснула она.

— … о луне и одиночестве, о скалах и романтических дубравах, о розах и лилиях, — не слушая её, перечислял Аким, — о еротах разных…

— О чё–ё–м? — смущённо рассмеялась Натали.

— О проказах резвых младых шалунов…

Натали заинтересованно смотрела на кавалера.

— Не только в поэзии, но и в жизни кипят любовные страсти… Недавно мне рассказали о новогоднем скандале в «Эрмитаже», когда князь Ухтомский и сахарозаводчик Солнцев подрались из–за какой–то дамы…

— Читала… Это не стихи… Репортёры просто обмусолили скандальный эпизод. Что ещё? — иронично глянула на закатившего глаза к потолку кавалера.

— Всё! — схватив пирожное, бросил его в рот.