Держава (том второй)

«Какой из этого либерала министр? Сейчас Дурново ведомством управляет, его бы и оставил государь… А этот, помню, у Сипягина, Царствие ему Небесное, товарищем министра был… Начальника и не уберёг. Теперь императору напрямую подчиняться станет. Значит и Его не убережёт… Прости Господи. Типун мне на язык. Раскаркался как ворон в парке. И молод он ещё. Недавно 47 исполнилось. Или я постарел… В следующем месяце 61 год будет.

После приёма, Рубанова пригласили на семейное чаепитие.

В 14 часов состоялось совещание о предстоящем плавании эскадры Рожественского на выручку Порт—Артура.

Затем отдыхали. Потом вместе с царём Рубанов удостоился чести поглядеть на малютку Алексея.

После — обед, и, наконец, вечерний отдых.

«В отставку пора, — первый раз задумался о будущем Максим Акимович. — В госсоветовские старцы. Даже на войну император не отпускает. Говорит, и здесь враги появиться могут… Дедом, скорее всего, считает. Хотя Линевич на десяток лет старше».

На следующий день император подписал Высочайший указ о назначении Мирского.

— Ступайте, Марию Фёдоровну порадуйте, — дал ему первое поручение.

После этого, без ленивого дедушки Рубанова, отправился в Кронштадт проинспектировать выстроенный на рейде флот.

До вечера государь успел посетить 6 броненосцев, 2 крейсера и транспорт «Камчатка», оборудованный для нужд эскадры в дальнем походе.

«Рубанов бы на пятом броненосце сник и в море свалился, — с лёгкой ироний вспомнил своего генерал–адьютанта. — Стареет, батенька, стареет», — пожалел его.

Вечером, весьма довольный активно проведённым днём, император вернулся в Петергоф.

На следующий день опять поездка. Провожал на Дальний Восток кавалерийский полк.

Вечером 29 августа, записал в дневнике: «Воскресенье. Поехали к обедне с детьми в 9 3/4 , т. к. после неё отправился с мама и Мишей на «Царевну». Сейчас же снялись и пошли к Кронштадту. Завтракали на пути. Пройдя входные бочки, увидели 2-ю эскадру Тихого океана под флагом Рожественского, уходящую в Ревель. Нагнали её, пройдя серединою обеих колонн. Поравнявшись с головными судами, подняли штандарт Мама, и вся эскадра произвела салют. Очень торжественная и красивая картина. Прибавив ходу, вышли из строя эскадры и повернули назад. Это было на высоте Красной Горки. Приближаясь к Кронштадту, встретили эскадру под флагом Берилёва, составленную из судов учебных отрядов, и тоже выходившую в море. Пришли на Петергофский рейд. Пили чай и пережидали ливень».

В подобном темпе проходили и последующие дни…

«8-го сентября. Среда. В 11 часов поехали к обедне с детьми, — записал в дневнике император. — Завтракали одни. Аликс и я были очень обеспокоены кровотечением у маленького Алексея, которое продолжалось с перерывами до вечера из пуповины. Пришлось выписать Коровина и хирурга Фёдорова; около 7 часов они наложили повязку. Маленький был удивительно спокоен и весел! Как тяжело переживать такие минуты беспокойства».

Он не знал, да и не мог, к своему счастью знать, что минуты беспокойства постепенно перерастут в дни, а потом и недели, и так всю последующую жизнь…

«Вот она, красная материя, что дала матушка Параскева во время прославления Серафима Саровского, и отчего Аликс чуть не потеряла тогда сознание, а сейчас благополучно забыла», — аккуратно закрыл дневник Николай.

____________________________________________

Порадовав своим назначением Марию Фёдоровну, бывший Виленский генерал–губернатор Пётр Дмитриевич Святопол—Мирский следом порадовал и сотрудников Плеве, тут же уволив его ближайших помощников: товарищей министра Стишинского и Зиновьева, а также командира корпуса жандармов фон Вааля и директора Департамента общих дел Штюрмера.

16 сентября, при вступлении в должность министра, Мирский, по отзывам газет, произнёс прогрессивную речь, в которой подчеркнул, что плодотворность правительственного труда основана на искренне благожелательном и истинно доверчивом отношении к общественным и сословным учреждениям, и к населению вообще. Лишь при этих условиях работы можно получить взаимное доверие, без которого невозможно ожидать крепкого успеха в деле устроения государства.

Слова эти произвели в России настоящую сенсацию.

Либеральные газеты засюсюкали, что наступила «эпоха доверия», и «весна русской жизни». «Шаг вперёд… впервые за сто лет», — выспренне выразилось «Новое время». «Поистине, струя свежего воздуха».

Земские управы присылали новому министру приветственные адреса.

Подсуетились и революционные партии. Эсеры, большевики и бундовцы активно развивали агитацию в стране и в армии, печатая статьи, листовки и прокламации следующего содержания:

«Всякая ваша победа грозит России бедствием укрепления порядка», писал партийный орган эсеров в воззвании к офицерам русской армии, «всякое поражение приближает час избавления. Что же удивительного, если русские радуются успехам вашего противника».

Но Абрама Гоца, Гершуни, Ицхака, Хаима, Бобинчика—Рабиновича или делегата Первого и Второго Съездов РСДРП Вольфа Арона Иосифовича к русским отнести весьма сложно… И можно только гипотетически.