Державин

В Тамбовское наместничество за хлебом приехал от Потемкина купец Гарденин. Заключив сделки с помещиками и раздав им авансы, он пришел к Державину за деньгами, намереваясь в Тамбове получить тридцать пять тысяч рублей согласно разнарядке из Петербурга. Эти деньги нужны были немедленно, чтобы успеть купить и отправить хлеб на юг речным путем, дешево и быстро, не упустив полую воду. При задержке расчета помещики могли отказаться от сделок.

Державин со всей серьезностью выслушал Гарденина и заверил, что Тамбовская губерния выплатит свою долю. Но сказать оказалось легче, чем сделать.

Финансами распоряжалась казенная палата, председатель палаты вице-губернатор Ушаков — враг Державина — отказал в выдаче требуемой суммы, ссылаясь на то, что денег нет. После строгих настояний Державина Ушаков кое-как выдал семь тысяч рублей и, чтобы прекратить дальнейшие требования, уехал из Тамбова в свою деревню.

Что тут оставалось делать Державину? Писать наместнику, в Рязань — уйдет много дней, армия останется без хлеба. Распорядиться самому? Но ведь какой шум подымут неприятели Державина за такое неслыханное самоуправство! А голодные солдаты? Неужели они должны страдать из-за чиновничьих придирок и нерадения губернатора?

И Державин решился. Он приказал произвести ревизию казенной палаты и опечатать наличные суммы. Как и ожидал Державин, деньги нашлись, и немалые — около двухсот тысяч рублей. Заодно обнаружилось, что чиновники казенной палаты подолгу задерживали перевод денег в Петербург, раздавали их в рост, под проценты, купцам и составляли фальшивые отчеты.

Гарденин получил деньги, расплатился за хлеб и успел отвезти его к сроку в армию, но для Державина настали черные дни. На него обрушился наместник, чиновники казенной палаты жаловались, что он силой заставлял их открывать сундуки и избивал нещадно… Словом, пошла писать губерния — и не в переносном, а в прямом смысле этого слова — донос за доносом на Державина.

Губернские злыдни не пощадили и жену Державина, кроткую Екатерину Яковлевну. Ей тоже приписали буйный характер; словесную перепалку с женой председателя гражданской палаты изобразили в виде драки с увечьями. Муж мнимой пострадавшей послал жалобу на Державина самой императрице, уверяя, что Екатерина Яковлевна избивает чиновниц по наущению мужа. И эта бумага была подшита в сенате к «делу» Державина, час от часу разбухавшему все толще и толще. Даже генерал-губернатор Гудович прислал особую жалобу на оскорбление Державиным; тот, дескать, силой заставлял начальника идти в правление решать дела и выговаривал ему за леность к службе.

В августе 1788 года сенат изложил Державину в указе все его грехи и потребовал объяснения. Державин хотел отправиться в Петербург — ему не позволили; От должности губернатора Гудович его освободил, не дожидаясь сенатского приговора. Тамбовские чиновники сторонились Державина как зачумленного. Никто не приходил к Державиным, и их никуда не приглашали. Обстановка бойкота окружила опального губернатора, повинного только в том, что он для общей пользы пытался ускорить течение служебных дел и решал вопросы по существу, без канцелярских отписок.

Петербургские друзья Державина, которым он часто писал в эти тревожные недели, осуждали его поведение, находили безрассудным, советовали соблюдать покорность и жить со всеми в мире, но помочь не обещали. Зато не было недостатка в пожеланиях терпеливо сносить невзгоды и ожидать, пока отпадут ложные обвинения.

Однако тучи над головой Державина все сгущались. В декабре 1788 года сенат по решению Екатерины II отдал бывшего тамбовского губернатора под суд за служебные проступки и обязал его явиться в Москву.

Державин не обольщал себя розовыми надеждами. Он вполне отдавал себе отчет в том, что стал поперек дороги видным в империи вельможам и что за разоблачение их плутней мог не ждать себе пощады. «С сильным не борись, с богатым не судись», — повторял он пословицу, когда вспоминал, что суд сената целиком подчинен воле генерал-прокурора Вяземского, его злейшего неприятеля. Однако Державин не складывал оружия. Он собирал справки по своему делу, писал разъяснения и по каждому пункту обвинения готовился дать обстоятельный и правдивый ответ. В открытой схватке с Вяземским ему мог бы помочь Потемкин — ведь он особо благодарил Державина за успех закупок Гарденина, за присланный в Дунайскую армию хлеб. Но Потемкин не торопился выезжать с юга.

Гудовичу и Вяземскому Державин, отрешенный от должности и отданный под суд, перестал казаться опасным противником. Следствие могло тянуться годами, с приговором не стоило спешить — судебная волокита измотала бы непокорного поэта-губернатора хуже всякого наказания. И московские сенаторы, начав слушать бумаги по делу Державина, с недели на неделю переносили свои заседания, выбрав благовидный предлог — болезнь сенатора князя Волконского.

Терпению Державина скоро пришел конец. После очередного откладывания он отправился к князю Волконскому, кстати говоря, родственнику генерал-прокурора, не без умысла затягивавшему дело, и начистоту с ним объяснился.