Дела поручались Державину и по указанию царя и по обоюдному согласию споривших сторон; их прошло через его руки более сотни. Среди них попадались сложные, запутанные процессы, в которых спор шел о миллионных состояниях. Кроме того, Державину было доверено восемь опек и попечительств — графа Чернышева, князя Гагарина, князя Голицына, бывшего фаворита Екатерины II Зорича и других. С подлинным бескорыстием выполнял свои опекунские обязанности Державин, и в каждом случае ему удавалось оказывать значительную помощь опекаемым наследникам. Все эти дела, добровольно принимаемые на себя Державиным, настолько разрослись, что с 1800 года он должен был пристроить к своему дому несколько помещений, в которых рассадил писарей и вел прием по делам опеки и совестного суда.
Позднее, в 1801 году, Державин на основании приобретенного опыта составил проект устава третейского совестного суда, в котором видел средство сократить «ябеды» и добиться скорого решения гражданских дел. Заслуживают внимания статьи устава, в которых говорится о гласности суда — в зал заседания предполагалось допускать посторонних лиц, то есть зрителей и слушателей, приговоры суда должны были печататься в ведомостях, можно было публиковать замечания на решения суда и т. д. Документ был представлен Александру I, но не получил утверждения «чрез пронырства завистников» автора, как говорит Державин, придававший проекту большое значение. В стихотворении «Лебедь», посвященном итогам своей деятельности, Державин в числе других заслуг упоминает и о составлении правил третейского совестного суда:
Понадобилось немного месяцев, чтобы Державин вполне разобрался в обстановке нового царствования и заявил о своем разочаровании. Никаких законов в России по-прежнему не соблюдалось, павловские вельможи оказались более хищными грабителями, чем екатерининские, государственные дела были в забросе.
Державин не мог молчать об этом. В 1798 году он выступил с прямым поучением царю. В стихах «На рождение великого князя Михаила Павловича» он заявил о том, что «мира царь — есть раб господень», что
И напрасно Павел думает жестокостями утвердить свой трон, напрасно он рассыпает угрозы и наказания;
Державин не сомневался в том, что Павел был хищником и тираном на престоле, в нем крепла уверенность, что власть полубезумца-императора долго продлиться не может. Однако он выполнял свои обязанности, стараясь, по мере сил, исправлять зло, исходившее с высоты престола.
В 1799 году Державин был командирован в Шклов Могилевской губернии для рассмотрения жалоб на владельца имения С. Г. Зорича. Щедро одаренный Екатериной II, Зорич жил богатым князьком в своих обширных поместьях и заставлял завидовать себе менее удачливых приобретателей. Давая ход жалобам на Зорича, царский наперсник Кутайсов намеревался прижать его настолько, чтобы он продал имение. На это Кутайсов намекал Державину. Приехав на место и разобравшись в обстановке, Державин установил, что Зорич, в свою очередь, мог выдвигать встречные обвинения против жалобщиков и не заслуживал предания суду. В таком духе он составил свой доклад, чем Кутайсов был весьма недоволен.
В эту поездку Державин одновременно провел следствие в связи с оказанным крестьянами одной из деревень сопротивлением полиции. Он выяснил причину недовольства. Белорусское население Могилевской губернии было просто не осведомлено о земельных законах и защищало свои старые права. Державин взял сторону крестьян и, возвратившись в Петербург, заявил в сенате о том, что необходимо упорядочить земельное законодательство и оповестить о нем народ. Однако доклад его был оставлен без внимания. Рассказывая об этих годах своей службы в «Записках», Державин замечает: «С сожалением или стыдом признаться должен, что никто ни о чем касательно общего блага Отечества, кроме своих собственных польз и роскоши, не пекся; то и было правление, так сказать, в летаргии или в параличе… Одумаются ли правительствующие головы и приложат ли всевозможное истинное попечение о должном во всех частях правления порядке и непоколебимости отечества…»