Державный

Мороз крепчал, из холодной стыти превращаясь в настоящую зимнюю зябу. Следом за Угрой, как поведал князь Щеня, лёд сковал и Оку. Оттуда, с Оки и от устья Угры, последними должны были уйти войска касимовских татар и княжича Ивана Младого.

Весь вечер Иван Фёдорович и Данила Васильевич парились. Мыльня в Товаркове была всем мыльням мыльня, с большой каменкой, для которой с берега Угры были собраны отборные булыжники, причём Щеня всё пытался уверить Пушкина, будто где-то у кого-то он парился в мыльне с каменкой, составленной из чугунных ядер, и это не в пример лучше булыжника. Иван Фёдорович чуть не обиделся на боярина, да и обиделся бы, если б не добрый, располагающий к мягкодушию медок. И когда говорили о том, что вдруг да исполнит Ахмат свои угрозы, вдруг да явится жечь Товарково, сия опасность не выглядела устрашающей, её как бы и не существовало.

Под утро, когда уезжали из Товаркова, выяснилось — Щеня сам признался, — что и впрямь нигде ещё пока нет такой мыльни с каменкой из чугунных ядер. Данила Васильевич просто недавно сам такую придумал и лишь собирался попробовать, каково на чугуне париться.

Приехав в Каменец, Иван Фёдорович ожидал, что великий князь снова пошлёт в Якшуново, но государь вдруг заявил:

— Всё, Иван Фёдорович, отдыхай отныне. Никаких более посольств не будет. Поглядим теперь, каково терпение у бесерьмена. Покуда он станет ждать Андрея и Бориса, мы окончим отвод войск к Кременцу. А тогда уж он нам не страшен. Сил у нас больше, нежели у него. Он думает, Угра с Окой заледенели? Нет, се души русские в лёд превратились от решимости защитить нашу землю. Сколько бы ни ярились сыроядцы ордынские, яростью своею они скорее речной лёд растопят, но не лёд сердец наших!

Все так и окаменели, услышав эти слова государя. Первым нарушил воцарившееся молчание Щеня:

— В таком разе, государь, дозволь мне назад на Угру возвратиться да паки немного там помёрзнуть, а то я в товарковской мыльне свой сердечный лёд напрочь растопил.

Иван Васильевич рассмеялся, потом ответил:

— Ничего, здесь, на Луже, морозы не мягче, чем на Угре.

Глава пятнадцатая БАСМА

Морозы, которых государь Иван Третий всю осень ждал с таким волнением, страхом и опаскою, продолжали усиливаться день ото дня. Уже деревья начали трещать от них, а по утрам рассветное солнце слепило глаза, отражаясь в свежей серебряной пороше. Кончился октябрь, кончилась, не дождавшись декабря, осень, кончилось стояние на Угре. Все войска русские отведены были поначалу к Кременцу, а затем — ещё дальше, к Боровску, к берегам реки Протвы, выстроились на огромном рубеже — полукруге, выгнутом к югу, длиною в добрых двести вёрст: в Рузе стоял брат Борис; южнее, в обещанном ему Можайске — Андрей Горяй с воеводой Акинфовым; в Верее — двоюродный дядя государев, Михаил Андреевич Верейский, с воеводою Образцом; в Боровске — великий князь с самыми близкими ему друзьями и воеводами; далее дуга шла на восток, здесь от Боровска до Серпухова на левом берегу Протвы выстроили свои полки Щеня, Хрипун, Холмский, Беззубцев, Руно, Александр Оболенский и Русалка; наконец, далее, по левобережью Оки от Серпухова до Коломны протянулись оборонные порядки Ивана Ивановича Младого, касимовских царевичей, Оболенского-Нагого и Петра Челяднина, а в самой Коломне сидел со своей заставой коломенский воевода Яков Захарьин-Кошкин.

Сам государь Иван Васильевич прибыл в Боровск в четверг второго ноября и сразу же поселился в обители Рождества Христова, основанной знаменитым Божьим угодником Пафнутием. Вот уже четырнадцать лет Боровск принадлежал к великокняжеским владениям, и здесь Иван мог чувствовать себя как дома, но ему вдруг захотелось монастырской жизни, и он, расселив своих приближённых во дворце, сам отправился в монастырь, лежащий в трёх вёрстах от города при впадении в Протву речки Истермы, в дебрях великого бора, давшего название Боровску.

Теперь ему оставалось только ждать, на что решится Ахмат — на мощное наступление или на позорный уход. Теперь в душе Ивана, крепчая одновременно с морозами, росла необъяснимая уверенность, что он уже одолел Ахмата. Если даже татары двинутся за Угру, мы разгромим их в битве под Боровском или под Серпуховом. Ну а если он поймёт, что обречён, и отступит — победа будет вдвойне хороша, ибо достанется малой кровью.

В пятницу пришло сообщение о том, что ордынский царь покинул ставку в Якшунове и двинулся с главной ратью снова к устью Угры. Вчера, в субботу, прилетела весть о сосредоточении татар вокруг Воротынска. И вот сегодня с утра, в воскресенье, Иван Васильевич пребывал в необыкновенно возбуждённом состоянии. Он ждал, что сегодня придёт сообщение о переправе Ахмата на левый берег Угры и начале его решительного наступления.