Держи хвост морковкой! (СИ)

Помню, я провожал жену с дочкой в деревню в бабушке. Усадил их в вагон. Поезд вот-вот должен был тронуться. Я стоял на перроне, отделенный глухим стеклом. Мы переговаривались взглядами и мимикой. Я изображал подходящую для такого момента грусть. Внезапно жену осенило. Она вспомнила про самое главное. Попыталась что-то объяснить. Я показал на ухо – ничего не слышу. Она махнула рукой и бросилась к выходу. Дочка испуганно побежала следом. Я тоже поспешил к дверям вагона. Поезд уже дал первый толчок. Выглядывая из-за мощного плеча проводницы, жена крикнула:

– Если Лариска будет просить электровафельницу – не давай! Скажи, что сломалась…

Я лежал и бичевал себя, пока не уснул. А когда проснулся, думать о чем-либо было уже некогда. Началась предотъездная суета, осложненная заботой о любимой.

Появление Людмилы в автобусе мобилизовало коллектив на проблески рыцарства. О.А. встал и церемонно поклонился. Саша разродился искрометным поэтическим экспромтом:

– Эй, не стойте слишком близко –

Этот парень в группе риска!

Я представил потупившую взор девушку и объяснил, что человеку надо доехать до Харанжино. Нам почти по пути, мы ее добросим до паромной переправы. Шоферу было все равно. Одним пассажиром больше или меньше – какая разница? Он не удивился бы, даже если в «ПАЗик» загрузили слона. Только спросил бы, куда ехать.

Саша слегка ошалел от близости чужого интима. Он вдруг почувствовал себя пленительным и остроумным. С натугой изобразил кондуктора.

– Пассажиры, у который имеются месячные, – Саша сделал паузу, – и единые проездные билеты, обязаны предъявлять их в развернутом виде…

– Пошловато, – сказал я. – Старшина бы не одобрил.

– Почему старшина? – удивилась Людмила.

Я объяснил, что это выражение из узкорегионального фольклора моего питерского окружения. Его ввели в обиход Андрей Мурай и Эдик Лопата. Они часто работают в соавторстве. Делают окололитературные пародии. Причем по раздельности они еще могут написать что-то пристойное. Что, впрочем, под вопросом. Поскольку пристойность в литературе – вещь довольно зыбкая. Но вместе Андрей и Эдик пишут только о том, что ниже пояса. Они не насилуют себя. Просто это их стихия. Милая сердцу тематика. Получается, надо сказать, остроумно. Лично мне нравится.

Однажды ребят пригласили с концертом в войсковую часть. Выступление проходило прямо в казарме. То есть ребята наконец-то дорвались до своего слушателя. Они выдали все, что могли. Даже то, что и в этих тепличных условиях выглядело рискованным. Казарма дрожала от хохота. Солдаты на несколько дней потеряли боеготовность. Они познакомились с выдающимися образцами плотного гусарского юмора.

Андрею и Эдику устроили овацию. Их долго не отпускали и умоляли приезжать еще. После концерта к ребятам застенчиво подошел простодушный старшина. Его одолевали сомнения.

– Прекрасно! Здорово! Молодцы! – шумно восхищался он. И, понизив голос, доверительно спросил: – А все-таки, если честно, немножко пошловато, да?

Теперь при случае мы ссылаемся на мнение старшины. Оно помогает верно оценить чужое творчество. В том числе и устное.

О.А. поначалу смущал Люду своей чопорностью. Он был слишком похож на критического реалиста. К тому же обиженного на невнимание к своей персоне. Подозревавшего, что вчера его надули при дележке сладкого пирога. Я хотел перед ним извиниться, только не знал, как это сделать. Я вообще готов был извиняться за грехи всего мира. Потому что рядом сидела Люда. Маленькая девочка. Зайчик и солнышко.

О.А., правда, быстро вышел из образа. В конце концов, на него смотрела красивая женщина. Он встрепенулся и распушил перья. Стал перебивать Сашу, чего раньше не наблюдалось.

Разговор шел исключительно о любви.

На всех вдруг напало какое-то сумасшедше разгульное настроение. Шофер замурлыкал лирическую песню «И выдали Ванечке клифт полосатый». Саша без усилий перешел на более-менее приличный язык. Он в тему поведал историю про разбитную администраторшу, которая в короткий срок гастрольной поездки сумела наградить не лучшим заболеванием почти весь состав залетной рок-группы. Включая звукооператора и рабочего сцены. Всех, кроме солистки. Они потом бросали жребий, кому идти к врачу, чтобы точно удостовериться. Выпало стеснительному ударнику. Еще потом они нанимали медсестру и платили за уколы.

Саша живописно изображал потерпевших. Кроме физических неудобств, они страдали от взаимной ревности. Мы хохотали и подначивали друг друга. Я украдкой целовал Люду, и мысль о скорой разлуке тонула где-то в глубине суматошной памяти. Казалось, что так будет всегда: вечер, сумерки, дорога и веселая компания.

– Не надо сворачивать! – крикнула вдруг Людмила шоферу. – Я с вами поеду.

Шофер лихо крутанул руль обратно. Люда прижалась ко мне и отчаянно зашептала:

– Я передумала. Я завтра домой вернусь, ладно? Свекрови что-нибудь совру. Не могу я так сразу тебя терять. Пусть у нас будет еще хотя бы одна ночь. Мне тебя мало.

Меня захлестнуло приступом щемящей нежности. Я тоже понизил голос.