Держи меч крепче, Каллахан

Иногда Каллахан кривился при мысли, что воспринимает братьев только как боевые единицы, а их могилы как недопустимые потери. Он знал каждого, но скорбел совсем не так, как положено. Он скорбел по мечам в их ладонях. Шутка ли, он не запомнил лиц, но помнил, как выглядел каждый клинок. Параллельные желоба, идущие вдоль лезвия, синие, как щиты над стальными драконами, гарда у такого меча была выполнена в виде кулаков, расходящихся в стороны — это оружие Дарела. У Якоба в центре гарды мерцал алый рубин, как жертвенная кровь. Канси предпочел соколиные головы вместо рубина и вместо кулаков — он был убежден, что меч не понадобится ему, чтобы венчать могилу крестом. Он не умрет в этом походе.

Меч действительно не понадобился. Крест ему смастерили из сочных березовых веток, ведь его похоронили посреди цветущего леса. В отличие от здешней местности, камней там было совсем мало.

Он помнил и другие мечи, а вот лица — не мог. Даже лицо Хеларта, который умер совсем недавно, расплывалось в его мыслях белесым облаком.

Долгий поход, полный ненависти и крови, в котором черствеет душа. Слишком, слишком мало… ему нужны еще мечи. Двоих не хватит, чтобы навсегда похоронить Марбаса под Лысой горой. Сколько еще Теней пришло ему на подмогу? По дороге сюда они подрезали хвост ящерицы до плеч, оставив Инквизитору всего одного шута и шлюху, которая ничего не умела, кроме как испытывать постоянное желание и трахаться на груде трупов. С такой армией далеко не уйдешь, но он мог призвать еще. О Крайноне над головой Каллахан старался не думать.

— Помнится, весен три или четыре назад цветы здесь торчали из каждой щели. Почему здесь ничего не растет, оторн Каллахан? — обглодав заднюю лисью ногу, Асгред кинул кость за спину, стянул с ноги сапог и сделал то, что следовало бы сделать еще у ручья — вытряхнул из сапога пыль, — Простите… Проявитель Каллахан. — смутился Асгред.

Гладкая рукоять и гарда с лучами, идущими из средокрестия. Из каждого луча выскакивали лезвия — неожиданный подарок для тех, кто держит в поле зрения главный клинок, но не ждет опасности от сжатых пальцев. Таков меч Асгреда. Даже во тьме, не глядя на него, Каллахан мог вспомнить каждую деталь. Однако стоит закрыть глаза, и лицо его ученика, сидящего прямо напротив, начинает расплываться… а ведь они вместе уже больше десяти весен.

Пусть. Пусть… Быть может, он и не помнит их лиц, но Великий Воин сказал: «Меч — продолжение их сердца», и Каллахан утешал себя тем, что помнит, как выглядели их сердца.

— Нынче можешь называть меня, как пожелаешь, — молвил Каллахан, запивая слова ключевой водой. Неизвестно, вернется ли Асгред домой, скорее всего, нет — так пусть ничто не смущает его, и он умрет с сознанием, что все делал верно. — Хочешь называть меня оторном — называй, ежели тебе так по сердцу.

— А разве вам самому не хочется, чтобы вас называли по сану, нареченному Верховным клириком?

— Оторн — имя прошлого мира, оно дается всякому, кто присягнул Воину. А Проявитель — тот, кто вытаскивает на свет тьму и уничтожает ее. В моем мире оторны Пламени не имеют. Наречение Великого Воина крепче, чем Верховного клирика.

— Я понял, Проявитель Каллахан, — смирился Асгред, стряхивая пыль с пяток. — Так почему здесь так сухо? Это яд?

Он с сомнением взглянул в пустой сапог, еще с минуту назад наполненный песком. Потом рассмотрел пятку, освобожденную от носка — вроде, кожа не слезла…

— Яда я не чувствую, — ответил Каллахан. — Здесь побывало нечто иное. Земля такая же, как и прежде, просто лишенная всякой жизни. Корни растений усохли и сморщились, как груди древней старухи. Они мертвы, а посему уже не могут впитать влагу. Древесина растрескалась и не дает почек по весне. Любое семя, обитающее в почве, потеряло способность ко всходам. Их всех что-то убило, но это не яд, — задумчиво произнес Каллахан.

— Это может быть связано с Марбасом и Лысой горой? — с подозрением спросил Асгред.

— Очевидно, что так, — согласно кивнул Каллахан. — Этот Инквизитор часто посещает Уральские горы и творит всякое. Судя по Крайнону в небе, это не первый его эксперимент. Сдается мне, эти горы убил гигант. Я чую его дыхание в прошлом.

— Какое дыхание? — Асгред почувствовал, что волосы зашевелились на его затылке. Уж лучше это был бы яд. — Что ему делать на цветущей земле? Тени ненавидят растительность.

— Гигант убил все, именно потому что ненавидит, — спокойно пояснил Каллахан. — Он иссушил каждый корешок и каждое семечко, а некоторые даже превратил в пыль. Теперь здесь пустыня.

— У ручья есть немного зелени, — подал голос Павел.

— Значит, ей повезло. Думаю, этот гигант — земляное проклятье, оно живет под камнями и песком.

— Никто о нем ничего не слышал, — нахмурился Асгред. — Три весны прошло. — И тут его осенило, кожа на его спине дернулась от страха: — Он набирается сил, чтобы пойти на Агропояс.

— Очевидно, что так.

— Мы должны предупредить об этом…