Держи меня крепче

А сейчас злостью разъедает. Желание наказать, вдолбить обидчикам, что они поступили нехорошо. Очень, бл*дь, нехорошо. И как подумаю, чего хотели, что себе там планировали, как представлю её глаза после, взгляд потухший, когда осознала бы, поняла, что с ней сотворили. Что вообще за дичь — девку принуждать? Хоть каким способом.

Глубоко втягиваю холодный воздух. Морозом отдаёт уже. Выдыхаю через сцепленные зубы.

— Поехали, — бросаю Должанову так же, не разжимая челюсти.

Серый Вольц Белова уже на подъезде к общаге. Не стал под окна ставить, чтобы народ не разбежался. Хотя, я думаю, они уже осознали ближайшее будущее, когда Рома интересовался, что Нине подсыпали. Подготовились, наверное. Ну и славно, не скучно будет.

В шестьсот девятнадцатой тусовка идёт полным ходом, когда мы с Должановым и Белов с ещё одним другом внедряемся в их славное веселье.

— Макс! — снова радуется Дашка, уже совсем пьяная, — вернулись всё-таки. Я ждала.

— Конечно! — Ромыч весело хлопает в ладоши и достаёт из-за пазухи бутылку. — А вы сомневались?

Всех вместе девушек и парней тут человек двенадцать, яблоку в комнатушке упасть негде. И по лицам большинства вижу, что они нас вполне рады видеть. Но вот Голубев и его кореш с не так давно сломанным носом, заметно напрягаются. Напрягается и Вика — Нинына соседка по комнате. Я ж просил её присматривать за девчонкой, а она её потащила на это блядство, да и по ходу в курсе голубевского замута.

Валик жмёт кнопку на портативной колонке на тумбочке, выключая музыку, на что пара человек отзывается возмущение.

— Мы тут поболтать зашли, ребята, — объявляет Роман, приподняв ладони. — Много времени не займём.

В комнате становится тихо. Парни смотрят непонимающе, девушки напрягаются, переглядываются.

— Есть у вас тут новенькая, — я смотрю в глаза Голубеву, который уже стал покрываться пятнами. — Нина. И кто-то ей предложил пиво. Но с небольшим изменением рецептуры.

Роман откупоривает бутылку, что принёс с собой, и наполняет содержимым пластиковый стаканчик, а потом достаёт блистер колёс и вскрывает его. Четыре штуки бросает в стакан, слегка его всколыхнув.

— А я очень просил девчонку не трогать, — говорю ровным тоном, но кипучая злость выделяется из крови и уже подбирается к поверхности кожи, намереваясь вот-вот прорваться.

— Так и забирал бы её к себе, Максим, спрятал бы в пентхаусе папаши, — Гуля косится на стакан, но пытается сохранять вид невозмутимый. — Вы — мажоры, всех уже тут за*бали. Правила свои устанавливаете, решаете кому что можно, а кому что нет.

— Правило пищевой цепи, — выдаёт беспристрастно Егор — друг Белова, и резко дёргает за руку на себя рыжую Катьку — младшую сестру Голубева, что сидит на краю обшарпанного дивана.

Всё происходит быстро. Это замут. Провокация. Начало. Но это не просто наказание, это предупреждение на будущее.

Егор прижимает девчонку к себе спиной огромной лапищей фиксируя за подбородок, а другой подносит стакан с бухлом и растворёнными в нём колёсами к её рту. Катька пищит, а Гуля дёргается из-за стола.

— Не тронь её, с*ка!

И тут уже мой выход. Вытаскиваю его за шиворот прямо через стол, юзом протаскивая через жрачку и опрокидывая стаканы с бухлом.

— Там для неё много, Морозов, не смей! — хрипит Голубев.

— А для Нины было немного, сукин ты сын? — от злости мой голос больше похож на шипение. — Или может мы сделаем с твоей сестричкой то, что ты хотел сделать с Ниной, и без анестезии? Что думаешь, Гуля? Тебя даже посмотреть пригласим.

Вот она дружба, что говорить. Никто не хочет связываться с теми, кто может надрать зад. Поэтому просто молча сидят, открыв рты и затаив дыхание. Наблюдают, но не вмешиваются. Только Катька в руках Егора тихо скулит и всхлипывает. Никто, конечно, трогать её не собирается, просто по-другому Гуля хрен усвоит.

Голубев дёргается в моих руках, пытаясь ударить, и тогда я больше себя не сдерживаю. Не хотелось бы сломать руку за несколько недель до концерта, но я сейчас слишком зол, чтобы осторожничать. Стоит только представить, как его недомытые руки бы трогали её. Как бы краснела пьяная рожа, напрягаясь над моей невинной, чистой Малиной.

Я валю его на пол, с грохотом опрокидывая стулья. Девчонки с визгом отскакивают в стороны, кто-то из парней пытается оторвать меня от него, но мои друзья этого не позволяют. Белов и Ромыч скручивают Гулю, а я вливаю ему в рот отобранный у Егора стакан. Голубев кашляет, но проглатывает. Так тебе, с*ка. Ничего, проблюётся. Наверное.

— С тобой потом поговорю, — бросаю Вике, вытирая о её кофту кровь Голубева с костяшек.

Больше в этой клоаке находиться не могу. Противно. Ухожу. Ребята уходят за мной.

Мне нихрена не легче. Не хочу, чтобы Нина возвращалась в эту грёбаную общагу. Пиз*ец, как не хочу.

— Ты как? — Должанов спрашивает уже в машине, когда я всё же, поддавшись, вытаскиваю у него сигарету и подкуриваю.

— Нормально. Поехали к Анжеле.

— Думаю, Гуля наелся кальция глюконата на всю жизнь, — Рома ржёт, пытаясь и меня немного растрясти. И у него хоть немного, но получается.

— Как она? — спрашиваю, когда Анжела берёт трубку после второго гудка.