Вспомнив о подруге, вспомнилось и что она меня ждёт. Я припустила из последних сил, пытаясь дать себе ускорение, и даже успела ощутить что-то типа открывшегося второго дыхания, в существование которого до сих пор категорически не верила, когда добежала до середины моста и резко остановилась прямо около перильцы, на которой пристроилась попка очаровательно-грустной подруги. Её глаза старательно следили за яркой иллюминацией проплывающей под мостом баржи, лоб был разглажен, что свидетельствовало о спокойствии, но аура Леси лучилась отборным негативом, как это обычно бывает с телевизором — ты его выключил, но остаточное статическое электричество заставляет экран голубиться, правда, ненадолго. Но с моей подругой «ненадолго» категорически не прокатывает. Если уж разбрызгивать эмоции, то без ограничений.
Я подошла к ней и осторожно тронула за плечо. Я сразу не подумала об этом, мысль пришла уже по ходу дела, но вот если бы ко мне так сзади подошли, то сейчас бы мы с этим неудачливым кем-то уже бултыхались в тёплой, нагретой за последние дни духоты дни водице. Но у Леси моё появление ни особого удивления, ни восторга не вызвало. Просто констатация:
— Спасибо, что пришла, — её изящная ладонь накрыла мою, шершавую и немного покоцанную, потому что в последние дни все действия мне приходилось делать ею, вторая же недееспособна.
— Не за что, Лесь. Мы же подруги, — сказала я очевидную вещь.
Просто не знала, что ещё можно сказать. Очень хотелось спросить, что же случилось, но я не настолько нетактична, чтобы поджигать напалм её скачущего настроения. Не знаю, чего тут было больше: то ли врождённой интеллигенции, то ли мотивов самосохранения, но я молча гладила её по плечу, как бы говоря, что я рядом, что всё будет хорошо.
Она силилась сказать хоть что-то, но не могла. Ей казалось, что любой исторгнутый звук перейдёт в гулкие рыдания. Она молчала, будто старательно пытаясь проглотить ком, но ничего не выходило.
Я неведомым мне чутьём понимала, что с Лесей происходит, что её горло словно оковано цепями, и сложно сказать что-либо, но она справилась, и пусть дались её хриплые слова с трудом, но после длительного молчания она сухо выплюнула:
— Я теперь беспризорница.
— Беспризорница? — спросила я.
Подруга молчала, потом кивнула. На её щеке предательски блеснула слеза. Я обняла её настолько крепко, насколько могла позволить моя нерабочая рука, висящая на шее мёртвым грузом, и только ползающие под гипсом мураши, распространяющие в тесном пространстве чесотку, не давали мне похоронить ту в своём ярком воображении.
— Ты меня раздавишь, — прокряхтела Леся, она явно оживала, не привыкшая показывать слабость другим. Высвободилась немного из моей хватки, но не отпустила моей руки.
— Прости…
— Спой мне, — попросила она после ещё минутного молчания сразу же, как только баржа, показав нам корму, скрылась в ночи.
— Э… — я немного растерялась, не ожидая подобной просьбы.
— Помнишь, на вечере перваков… — начала она напоминать мне, но я и сама прекрасно помнила.
Это было моё первое и единственное выступление под гитарный аккомпанемент Витьки с девятого этажа. Первоначально задумывалось, что петь и играть он будет в одиночестве, как обычно из года в год делал это четверокурсник Виталий, но в этом году моя лучшая подруга, желая закрепиться в университете и стать своей в доску, при этом не допуская излишней фамильярности с их стороны, записалась в студенческий театр эстрадной миниатюры, а в народе просто стэм, и меня тоже записала, чтобы «я не скучала».
Таким образом, я была приписана к Вите в качестве подпевки, а Леся участвовала в постановке танца. Я жутко переживала и тряслась от страха, но всё же спела заранее отрепетированную песенку из репертуара депрессивной на мой взгляд певицы. Все аплодировали, но больше с микрофоном я не экспериментировала. Слишком много энергии отобрала тогда сцена, коленки тряслись, хотя петь мне понравилось. Но в какой-то момент я чувствовала себя её частью, некоторые студенты подпевали, и это было волшебно.
— …ты спела так красиво тогда. Душу пробрало. Спой, пожалуйста, — в её голосе прорезались упрашивающие нотки, которых раньше я за ней не замечала.
— Мне не сложно, но она вроде… такая… — я не могла подобрать слово.
— Жалобная? — подруга усмехнулась. — Или суицидальная?
— Ага, — в точку, та песня была именно суицидальная. А мне не нравилось, что подруга пришла в одиночестве на мост, погруженная в тёмные мысли, и сейчас просила ту песню.
— Знаю. Но ты просто спой и всё.
— И что «всё»? — немного панически поинтересовалась я, отчаянно раздумывая, не преисполнена ли моя драгоценная подружка тех же идей, что преследуются в песне.
— Закроем тему. То есть ты споёшь, я расскажу тебе грустную историю. И закроем тему.
— А может просто закроем?
— Спой. Тебе же ничего не стоит, — начала закипать Леся.
— Х-хорошо, — кивнула я, укрепив свою хватку на её предплечье, чтобы, не дай бог, она не сделала никаких лишний движений, проникшись идеей песни.