Держи врага ближе

Мысли о том, что меня выведут из крепости через тоннель и отдадут аргонцам пропала уже давно. Слишком уж не вяжутся меж собой обстоятельства наличия этого самого туннеля и факт, что мы сейчас находимся далеко позади раскинувшегося вокруг Гаскилла лагеря врага. Вовсе не для передачи в руки генерала вражеской армии меня вывели наружу столь изощренным и секретным способом.

Чем больше я думаю, тем жутче становится.

Фишер, Брайан, два лейтенанта…а вот Джека Келси и прочих солдат гарнизона я нигде не могу разглядеть.

Это не спонтанность, не прихоть, а давно созревший план предательства, осознанный выбор, никак не жажда сохранить себе жизни перед лицом страха, которую я еще могу понять и которую видела в глубине глаз Джека и многих других защитников крепости.

- Разумеется. Я провел в Гаскилле не один десяток лет по долгу службы, - чопорно отвечает подполковник. – Изучил его вдоль и поперек, мало ли. Вот и пригодилась наука. Старинный подземный ход, когда-то давно им пользовались основавшие город князья. Кто мог подумать, что даже спустя сотни лет он в рабочем состоянии?! Прекрасно сохранился…Вот же строили тогда, на славу, не то, что сейчас!

Пока Фишер наслаждается звучанием собственного голоса, комендант Брайан ставит фонарь на землю и идет к Джереми и Чеду, исполнившим приказ привести меня сюда.

Однако, вместо того чтобы отдать им поводья от двух плетущихся позади него лошадей - не успеваю я хоть как-то отреагировать - ловко и бесшумно убивает сначала одного, потом второго, перерезав поочередно не готовым к опасности мужчинам глотки спрятанным в руке лезвием.

Я далеко не наивная и неопытная девушка, много всякого повидала, что в прошлой, что в этой жизни, но такой откровенной подлости прежде еще не встречала.

В горле образуется ком.

Мужские тела падают на покрытую прошлогодней жухлой травой землю словно подкошенные. Не успеваю и звука издать. Одежда солдат быстро мокнет от рвущейся наружу из вспоротой раны на шее крови.

Тепло быстро угасает в двух парах глаз.

Джереми и Чед.

Один - третий сын из обедневшего дворянского рода, другой - ответственный глава семьи, содержащий малолетних сестер-двойняшек после смерти родителей, оставшихся на попечении брата.

Только мне здесь известно, какую довелось им испытать боль в эти последние мгновения своих жизней. Невольно поднимаю ладонь и накрываю пульсирующую под кожей артерию.

- Они нам не нужны, столько людей – уже толпа, - равнодушно бросает Фишер и залезает в седло своей нагруженной добром кобылицы.

Видимо, хладнокровное избавление от неугодных тоже было частью плана.

Я убивала, когда было нужно – иначе поплатилась бы сама - видела, как убивают другие, как солдаты разят врага мечом или погибают, считая, что отдают свои жизни за правое дело… но такой лишенной смысла, напрасной человеческой смерти мне прежде наблюдать не приходилось.

Два лейтенанта неловко переглядываются, избегая смотреть в сторону еще не остывших трупов. Их лошади топчутся на месте и копытами вспахивают рыхлую землю, никак, чувствуя тревогу всадников. Да, вы вполне могли бы тоже оказаться на месте этих несчастных. Но можно ли назвать подобное удачей – жизнь покажет.

- Пошевеливайся, Велфорд.

Только когда в руку мне суют поводья, а над ухом фыркает приветственно лошадь, я моргаю и, смахнув с висков ледяной пот, прихожу в себя.

Как бы не по душе мне было от поступка Джереми и Чеда, починяющихся приказам Фишера даже после того, как им стало известно о спасительном выходе из крепости, эгоистично лелеющим надежду выбраться из западни, бросив врагу на растерзание собственных товарищей, все же я не могу не прийти в какое-то беспамятство и оцепенение от вида их кончины.

- Да не тормози же ты! В отличии от них, думаю, понятно, что тебе жизнь гарантирована! – ругается комендант, настойчиво суя мне в руки поводья, которые я не тороплюсь принять.

Гарантирована? Кто решил? Кто в праве делать такие заявления?

Подполковник Фишер пятками подгоняет лошадь в мою сторону и останавливается рядом.

В свете стоящего на земле фонаря освещающего полянку в низине оврага, искаженное тенью, его лицо кажется мне особенно мерзким.

- То есть до этого все было притворством?

Эта их игра в цитадели во время совета о моей дальнейшей судьбе. Браво, актерами имперского театра подобная импровизация может только сниться!

Комендант Брайан цокает языком, бросает окровавленное лезвие и седлает коня, сдавшись заставить меня взять в руки поводья. Единственная оставшаяся лошадь предназначается мне. Даже так, когда никто ее не держит, она продолжает фыркать рядом, не собираясь бежать прочь.

- А как же ваши «лучше пожертвовать одним ради спасения многих, одна жизнь ничего не стоит»? – не скрываю в голосе яда.

Как же мерзко и подло! И зачем тогда вдруг нужна я, бежали бы сами, раз уж хуже крыс. Вряд ли намерения спасать меня из благородных побуждений. Не верю.