Держись, сестренка!

…Много-много лет спустя я узнала о дальнейшей судьбе Николая Алексеевича Феноменова. Академик Филатов семь месяцев боролся за сохранение зрения старшему сержанту. Николай помогал ему своим оптимизмом, верой в выздоровление. И они победили. Глаз был сохранен.

Затем Феноменов еще полтора года находился в ортопедическом госпитале. Расчленив локтевую и лучевую кости, использовав остатки мышц, профессор Берлинер создал двухпалые культи. Короткие, с двумя пальцами вместо пяти, без суставов, без сгибов. Профессор считал, что со временем больной сможет этими двумя пальцами удерживать предметы домашнего обихода, обслуживать себя: ведь ему пожизненно дали первую группу инвалидности. Но Феноменов решил работать на родном Метрострое.

На станции Луговая, в тридцати километрах от Москвы, Николай расчистил участок и посадил сад. В сарае он установил верстак, тиски и стал овладевать слесарными инструментами. Овладел и в 1950 году поступил слесарем в механический цех одной из шахт Метростроя. Более двух лет проработал Феноменов слесарем, а затем решил учиться — поступил в техникум Метростроя. Окончил он его с отличием и вернулся в родной коллектив уже на должность механика участка. В строительстве многих подземных дворцов участвует бывший сержант. За ударный труд его награждают орденом Трудового Красного Знамени. Коммунисты неоднократно избирают своего механика партгрупоргом. Он член партийного бюро. Теперь, когда я пишу эти строки, Николай Алексеевич Феноменов — наставник метростроевской молодежи, Герой Социалистического Труда.

…Но пока что шла суровая, тревожная зима первого военного года. В один из февральских дней, когда метелица намела сугробы снега на улицах хутора Филиппенко, меня вызвали в штаб эскадрильи. Там рассказали об обстановке на нашем участке фронта, дали задание лететь в район Барвенково, где предстояло разыскать кавалерийские корпуса Пархоменко и Гречко и передать пакет с грифом «Совершенно секретно». До Барвенково со мной должен был лететь начальник связи Южного фронта, а дальше — действовать самостоятельно.

В Барвенково я высадила генерала недалеко от железнодорожной станции и полетела дальше. Спустилась очень низко, разглядывая каждую балочку, каждый овраг. В одном из хуторов заметила танки, но не успела рассмотреть, чьи же они, как по мне открыли стрельбу. Однако обошлось — спасла метель. Наконец сквозь снежную завесу я увидела притаившихся в овражке коней, затем цепочки серых шинелей. Это были кавалеристы. Они вели бой в окружении, и я приняла решение садиться прямо перед собой, по курсу, не выбирая площадки.

Приземлилась, выскочила из кабины и побежала, пригибаясь, в сторону солдат. Навстречу мне — командир в маскировочном халате. Он назвался начальником разведки 1-го кавкорпуса и рассказал сложившуюся обстановку. Еле заметными штрихами я отметила на своей карте все пункты, которые занимали кавалеристы 1-го и 54:0 корпусов, и тогда начальник разведки предложил:

— Давайте пакет, я передам комкору.

— Нет. Я должна лично вручить.

— Ну, повнимательнее, — предупредил он. — Придется ползти метров сто. Вон, видите, до того сарая. В обход по оврагу далеко, да и небезопасно: на немцев можно нарваться.

…Наконец пакет передан в руки смертельно уставшему генералу. Он глянул на приказ и крепко выругался, не подозревая, что перед ним в летном комбинезоне, унтах и шлеме женщина. Где-то совсем рядом разорвался снаряд, за ним другой. Сотрясая землю, разрывы подняли столбы снежной пыли. Над головами со свистом полетели осколки, а генерал продолжал стоять в глубоком раздумье. Затем, обращаясь ко мне, решительно сказал:

— Давай так. Махни к Гречко, в пятый корпус, отвези ему мое письмо и лети в штаб фронта.

— Не успею засветло, товарищ генерал, а самолет для ночных полетов не приспособлен.

Тут последовала очередная ругань в адрес тыловиков, которые отстали от корпуса: людям и коням есть нечего. А еще рация не работает, а вчера послал в Барвенково подводу — и она пропала.

Генерал в отчаянии махнул рукой и вдруг спросил:

— А ты что, простудился что ли, голос-то у тебя какой-то слабый?

— Да нет, — ответила я, взяла конверт из его рук и спросила:

— А что передать в штаб фронта?

— Що передати? — не разжимая зубов, проговорил генерал. — Насмехаешься, желторотик? Бачь, який огонь накликал своим «кукурузником»! Останешься туточки с нами…

— Но вы приказали передать письмо в пятый корпус. Разрешите выполнить приказание?

— Улетай!..

Отыскать 5-й корпус Гречко не составляло труда, так как мне уже было известно его расположение от начальника разведки 1-го корпуса. Посадила я самолет почти посреди хутора, передала конверт и тут же улетела. На аэродром вернулась ночью.