Сначала был алкоголь, разврат, легкие наркотики… а затем друзья, у которых он так часто ночевал. Отец даже тогда ничего не заподозрил. Вова увлекся компьютерным моделированием, все списывали на это увлечение.
Когда открылась правда, отец сошел с ума. Я думала, рухнут балки нашего дома — так сильно он орал, крушил мебель, едва не избил мать. Я была не по годам умным ребенком, и фраза «Это ты родила п…раса!» навсегда отпечаталась в моем сознании.
Вова… он как будто вырос на десятилетие за этот день. Осунулся, сгорбился, уголки губ опустились. Собирал свои вещи трясущимися руками. Но и тут отец вывалил содержимое чемоданов, отобрав дорогие гаджеты и шмотки.
Мать глотала слезы, но возразить не смела. Впервые мне стало жаль моего брата. Я кинулась его обнять, несмотря на ледяной тон отца — они боялись, что я заражусь через объятия вирусом гомосексуализма.
— Малая, никогда не давай им решать за тебя и диктовать, как тебе жить. За меня не волнуйся, я не пропаду! — Вовка взъерошил мои волосы и покинул дом навсегда.
День я проревела, а потом случилось чудо.
Отец сменил холод и строгость на тепло и нежность. Открыл двери дома для моих подруг, вечеринки стали неотъемлемым атрибутом моей новой жизни. Подарки, в которых я больше не знала отказа. Лучшая одежда, лучшие репетиторы. Как будто вся сила любви, что ранее доставалась ныне опальному Вове, обрушилась на меня вмиг.
Поначалу я ощущала себя напуганной и растерянной. Такой разительный контраст не мог не ударить по психике. Все время казалось, что сейчас отец прервет этот вечный праздник и отправит меня в угол на гречку. Но время шло, и корона семьи Беляевых перекочевала на голову новой наследницы.
Спустя год я свыклась. К такому привыкаешь легко. И к первому автомобилю в пятнадцать лет, и к выступлению Монатика на вечеринках, и к вседозволенности. Моя жизнь превратилась в сказку. Останься брат — я была была выброшена на обочину этой самой жизни.
Связь мы поддерживали. Правда, все реже. В последнее время Вовка упрекал меня в том, что я продалась за бабло. Я списывала это на зависть, хотя, надо признать, дела у брата в сфере ИТ пошли вверх.
Задумывалась ли я когда-нибудь, какой будет расплата за годы праздного времяпрепровождения? Да, отец говорил, что я выйду замуж за того, кого он одобрит, но до этого было еще как до Марса пешком.
И вот сегодня мой мир рухнул.
Как в детстве, сковало горло. Слезы сдержать я не смогла. А отец смотрел на это все с какой-то безжалостной брезгливостью.
— Впредь никаких блядских похождений в твоих клубах. Никаких, мать твою, лазаний в трусы с преподавателями, сосания с официантками и дружбы с педиками типа твоего братца! Я не хотел верить собственным глазам, но я вырастил шлюху. Ты меня поняла? Сопли подотри!
Я сжала кулаки. Ногти впились в кожу, и эта боль отрезвила.
Меня только что опустили до положения вещи, но сдаваться так быстро я не собиралась.
— Разве у меня не было подходящего примера перед глазами, а, пап? Брат, который с четырнадцати лет тягал суда ночевать своих приятелей. Ты, который в прошлом году трахнул Лерку в гостевой во время нашей работы над рефератом? Ты никогда не относился к женщинам иначе, как к станку для приготовления борща и раздвигания ног! Ты и с мамой всегда придерживался именно такого сценария…
Боль от пощечины была такой сильной, что у меня посыпались искры из глаз. Я прижала руку к губам, удивляясь, как от такой боли не брызнула кровь.
Отец жестко усмехнулся и кинул в меня коробку с салфетками.
— Приведи себя в порядок. Я тобой займусь лично. Ты у меня будешь под наблюдением двадцать четыре часа в сутки, пока не выйдешь замуж. Завтра приедет стилист, выберешь себе нормальную одежду, а не эти проститутские шмотки. Не хватало, чтобы свекровь схватила удар при взгляде на тебя.
— Кто? — обхватив себя руками и стараясь не плакать, с трудом выговорила я.
— Максим Косач, — ответил отец. — И слушать твои возражения не желаю. Это уже решено.
Глава 7
Солнца нет. Поэтому мои тёмные очки в пол-лица и выглядят неуместно. Но куда неуместнее выглядели бы мои опухшие веки и покрасневшие от долгих слез глаза.
Зря я ждала, что отец смягчится. Что пройдет первый порыв ярости, и пусть он не станет сюсюкать — но мы поговорим, как взрослые люди. Как это было раньше, когда папа понемногу вводил меня в бизнес и говорил, как с партнером.
Все рухнуло. Монстр из детства, непримиримый к ошибкам близких людей, вернулся.
На маму было мало надежды. Она смирилась с тиранией отца едва ли не с первого дня брака. Умел он внушить другим, что те обязаны ему по гроб жизни. И мать, красивая женщина, которая в прошлом разбила ни одно сердце, сейчас лишь гладила меня по волосам, приговаривая:
— Юляшка, ничего тут не поделаешь. Такая наша женская доля.
Я ей нагрубила. Сказала, что это у нее женская доля — во всем потакать мужу и не иметь сил защитить собственную дочь. Проплакала всю ночь в подушку, пообещав себе, что родные не увидят моих слез.