Он сделал театральную паузу. Слишком уместную и умелую, поэтому я прикрыла грудь полотенцем и подняла глаза. Но зря я искала в этих черных угольках его глаз что-то человеческие.
— Это ничего не меняет. Абсолютно ничего. Так что сразу записывай себе на жесткий диск своей очаровательной головки, девочка: я могу прийти к тебе за этим в любой момент. Мне плевать, готова ты к этому или нет, болит у тебя голова или другие женские проблемы. Далее. Не жди, что я буду с тобой нежным. Я буду таким, каким сам пожелаю. Решу, что с тебя хватит одного сегодняшнего оргазма — так и будет. Захочу доставить тебе удовольствие — это будет только мой выбор. И еще…
Мне стоило нешуточных усилий не вздрогнуть, не измениться в лице, не отвести глаза. А может, просто показалось, что я сумела сохранить лицо. Может, все мои истинные чувства были как раз на нем ясно написаны.
— Если ты думаешь, что твои женские штучки хоть как-то на меня повлияют — можешь очень сильно разочароваться. Я не один из тех мальчиков, что заглядывали тебе в рот. Впрочем, то, что ты сделала своим ртом, было круто. Даже не ожидал. Повторишь. Возможно, каждый раз, вместо «доброе утро», и в течение дня, если я захочу. Так что в твоих интересах стараться, а не кривить губы. Может, отпущу пораньше. Старайся, в общем, а там поглядим.
Я с яростью отбросила полотенце в сторону. Провоцировал ли меня этот мудак, или просто говорил все что вздумается, наслаждаясь своей властью — мне до этого дела не было. Я поспешно натянула уютный свитшот на голое тело. Белья мне, видимо, не полагалось. А после того, что Тагир сейчас мне озвучил — странно, что одежду оставили.
Он был самым настоящим чудовищем. Пусть не бил и не калечил, — знал, как убивать словами. Как целовать плечи и вместе с этим проворачивать в сердце зазубренный нож. Только наглухо отбитый отморозок будет говорить такое женщине, с которой пять минут назад занимался любовью.
Даже если эта женщина — дочь его врага. Даже если она сама его в чем-то сильно обидела. Настоящий мужчина не станет устраивать такие эмоциональные качели и запугивать.
«Мужчина не станет, — вздохнула я, завязав шнуровку на джоггерах. — С чего я взяла, что Тагир настоящий мужчина? Разве что…»
Мысль была искрометной. Я пристально посмотрела ему в глаза и заставила себя улыбнуться, поборов страх и послевкусие его последних слов. Почему эта мысль вообще зародилась в мое голове, и почему не казалась абсурдной?
«Разве что он сам хотел это сделать. Не с целью наказать меня, а от души. Но сам испугался произведённого эффекта и теперь пойдет на все, чтобы я этого не поняла. Оттого и будет сыпать угрозами. Которые вряд ли решится осуществить».
Долго испытывать его терпение я не стала. Отвернулась и пошла к матрацу, опустилась, подтянув колени к груди.
В теле еще вибрировали отголоски нашей умопомрачительной близости. Как я ни пыталась прогнать это прочь — ничего не получалось. Но к лучшему, наверное. Иначе я бы сжималась от страха или, что еще хуже, ревела, проклиная неразрешенные разборки папы и свою незавидную участь.
— Есть хочешь? — сухо осведомился Тагир.
— Сам как думаешь?
— Предупреждаю, — все так же, скучающим тоном, провозгласил мой тюремщик, — если попытаешься что-то сделать со столовыми приборами, в следующий раз будешь есть руками. Мы друг друга поняли?
— Поняли, — я реально проголодалась. — Что, интересно, я могу с ними сделать?
Но Тагир не ответил. Потянулся за одеждой, отстегнул рацию и что-то отрывисто произнес.
Я отвернулась, чтобы на него не смотреть. Сначала надо подкрепит силы. А потом…
А потом я уже решу, что со всем этим делать и как выбраться отсюда.
С одной стороны, все было не так уж и плохо. Время бежало медленно, словно река между частыми порогами. Да, от скуки я пыталась описать свою действительность цветастыми метафорами. Это каким-то образом успокаивало. Не позволяло вспоминать о той недопустимой близости, что произошла между мной и Тагиром.
Я подтянула колени у груди, задумчиво глядя на свой… ужин? Или завтрак? Сколько времени я уже здесь, что происходит за периметром камеры?
Отец… что, если его нет в живых? От одной мысли мне стало не по себе, к горлу подкатил ком.
Это значит, что никто меня не спасет. Мама, наверное, попытается. Может, брат подключится. Увы, никто из них ничего не понимает ни в бизнесе, ни в ведении переговоров с террористами. Тагир с подельниками получат свои деньги, и потом… потом…
Чтобы не допустить нового приступа паники, я вонзила вилку в кусочек поджаристого куриного филе. При этом во всех красках представила, что это лицо Тагира. Стало легче… только совсем ненамного.
Заботливый, мать его, ублюдок. Даже раны на ногах и ссадины на запястьях обработал, не обращая внимания на мои возражения. Ну а что я должна была делать после сказанных им слов? Притворяться послушной жертвой? Убить свою самооценку в хлам?
«Мне плевать. Только запомни — элитных докторов тут нет, девочка,» — Тагир остался верен себе и своему непроницаемому имиджу вероятного убийцы.