Дерзкая. Пленница (тело)хранителя (СИ)

Но делал он все это с осторожностью. Даже, забываясь, дул на ссадину, которую невыносимо щипало от антисептика. Что-то в этом было неправильное, вызывающее диссонанс и оттого пугающее еще сильнее.

Что сделал мой отец? Неужели пытался его убить? Или, во что мне хотелось верить меньше всего — организовал похищение кого-то, кто был ему дорог?

Я никогда не говорила ничего просто так. Взвешивала каждое слово. Не лезла в душу посторонним. А тут вообще непонятно что произошло. Мир и я сама начали скатываться в бездну сумасшествия, не иначе.

— Он забрал того, кто был тебе дорог?

Рука Тагира дрогнула. Флакон антисептика пролился на мое запястье. Сама не понимала, как не зашипела от боли, хотя в глазах потемнело. Только я упорно продолжала смотреть в его глаза.

— Осторожно, девочка.

Я не заметила предупреждения в его голосе, хотя мне стоило понять: если хочу выжить, нельзя играть с абсолютным холодом. Не с таким противником, как Тагир.

— Мой отец не подарок, но он бы никогда… это, скорее всего, ошибка. Возможно, мы вместе могли бы докопаться до истины.

Когда его ладонь по касательной задела мою щеку, я почти поверила, что контакт установлен… до той самой минуты, когда пальцы переместились на мою шею и сжали, перекрывая кислород.

Обычно при ярости глаза наливаются кровью. Но к Тагиру это не относилось. Он смотрел на меня, прожигая холодом, все больше и больше сжимая пальцы, лишая шанса достучаться.

Испугаться я не успела. Словно опомнившись, мужчина моргнул, разжал хватку. Я закашлялась, поднесла руки к шее. В голове пульсировала одна единственная мысль: я ступила на запретную территорию. И в следующий раз это будет стоить мне жизни. Поэтому следующего раза не будет.

— Твой отец убийца, тупая ты дура. Убийца, которому нет разницы, кто перед ним. Даже если это женщины и дети. Так что все свои попытки найти мой нерв либо увидеть что-то человеческое — засунь себе в жопу!

Уходя, он даже не обернулся.

Еду мне принес тот, второй, что расправился с обозревшими конвоирами. Я вскочила на ноги, испытывая непонятную смесь страха, отчаяния, осторожности и желания достучаться если не до Тагира, то до его подельников.

— Здравствуйте! Я не знаю вашего имени, но нам стоит поговорить. Понимаете, Тагир в ярости, с ним невозможно вести переговоры. Я… я хочу предложить вам сделку.

Мужчина прищурил глаза и пристально посмотрел на меня. По позвоночнику пробежала волна тревоги и липкого страха. Почему я решила, что предо мной добрый полицейский? Этот был таким же опасным, как и Тагир. Даже хуже — с ним у меня отсутствовало даже подобие эмоциональной связи.

— Еда, — сухо бросил он. — А если еще раз откроешь рот без разрешения, воткну кляп. Я тебе не Тайгер, уяснила?

— Да куда тебе, — хоть и не сдержалась, но понизить голос догадалась.

На беду, этот услышал мои слова. И мне показалось, что он сейчас меня ударит.

— Я слежу за тобой, — от ненависти в его голосе я содрогнулась. — Хоть одна дикая выходка, просто пущу тебе пулю в лоб. И поверь, этим я сделаю неоценимую услугу Тайгеру. Даже если он поначалу и будет против. А теперь закрой рот и ешь, иначе в следующий раз я забуду принести тебе пожрать.

Милый мудозвон. Наверное, мне действительно стоит быть осторожнее. А если и ломиться в закрытые двери — пусть на них будут инициалы Тагира.

— Твари вы оба, — я вынырнула из воспоминаний и отставила пустую тарелку.

Надо же. Проголодалась. Только с таким перманентным стрессом мне бы не помешал виски. Интересно, Тагир выполнит мою просьбу?

С ума можно сойти. Столько всего произошло, а я не бьюсь в истерике, не посыпаю голову пеплом, не думаю о самоубийстве. Даже есть предчувствие, что все закончится хорошо.

Хотя, не исключено, я просто достигла абсолюта в собственной привычке обманывать саму себя.

Глава 17

Тагир

— Ну ни хрена себе. Тебе не кажется, что уже хватит?

Голос Стингрея доносится до меня, как сквозь вязкий туман с примесью угарного газа. В этом облаке я и плаваю, едва соображая и пытаясь остановить вращение комнаты вокруг своей оси.

Но руки еще не потеряли сноровки. Не проливается ни капли, когда я наполняю стакан новой порцией виски. Только с кубиками льда промахиваюсь — летят на стол. Ничего. Мне сойдет и так.

— Садись рядом, — наверное, язык заплетается, но моя речь кажется мне ровной. — Помянем мою семью.

— Давай ты прекратишь бухать, пока вся та херня с дочкой Белого не закончится. Кстати, ты так и не сказал, что собираешься с ней делать.

— А что я должен сказать? — виски двадцатилетней выдержки дерет горло и больше не приносит успокоения. — Хочу — трахаю. Хочу — бью. Захочу — выкину на хрен на улицу.

Стингрей все же садится рядом и решительно отбирает у меня бутылку. Я не сопротивляюсь. Знаю, что найду в шкафу еще, если все демоны прошлого снова оживут в огромных глазищах Юльки Беляевой.

— В следующий раз сам пойдешь ее кормить. Иначе я поправлю корону этой сучки сапогом.

— Послала далеко и надолго? — пьяно ухмыляюсь. — Это она может.

— Одобрение?