Дерзкие. Будешь должна

Удаётся практически уснуть около половины шестого. Пока я не слышу звуки подъезжающего автомобиля и не понимаю, что свет от фар проникает через закрытые жалюзи. Чёрт… Сердце начинает колотить как бешенное… Осторожно выглядываю, опасаясь увидеть ненавистный Бентли, но вижу какое-то ауди. И тут паника нарастает с новой силой. А что если это те люди, которые следят? Что если Глеб был прав. Это опасно и сейчас меня убьют тут нафиг. Сожгут автосервис и меня вместе с ним. Нет, Катя, ты слишком мнительная, блин! Кому ты вообще нужна? Деревенская дурочка.

Выглядывать снова боюсь и просто трясусь, прислушиваясь в звуки на улице. Тишина. Никто даже не разговаривает. Слышу только шаги. И почему-то узнаю по ним Глеба. Даже по каким-то шагам понимаю, что это он! Это немыслимо!

Нутром чувствую его за этим самым окном.

— Ведьма…Говорил же найду, — шепчет он своим противным (на самом деле — нет) голосом. — Выходи давай. Иначе я окна бить начну.

Молчу. Страшно снова. Сердце готово выпрыгнуть из груди. С ним всегда вот так. Как на американских горках.

— Я знаю, что ты там. Не поверишь, как легко твой дружок сдал тебя, как только я прострелил ему колено.

— Что?! Ублюдок! Козёл проклятый! Ненавижу тебя! — кричу, приоткрыв жалюзи, и он начинает громко ржать на весь двор.

— Да шучу я. Не трогал я его. Он и так всё рассказал. Открывай давай. Знал, что не стерпишь.

— Убирайся, — цежу сквозь зубы и готова придушить его. — Я к тебе не выйду! Ненавижу тебя, Глеб! Хочу, чтобы ты исчез, растворился, сгинул в геенне огненной!

— А ты забыла? Я и есть та самая геенна — твой Ад, — говорит он, отчего у меня по всей коже бегут мурашки. — Дерзкая моя кошка. Выходи.

— Отъебись.

— Не-а…Идём со мной, девочка. Любить тебя буду. Жалеть.

— Что для тебя значит — трахать во все щели и ставить раком, — парирую я, и вижу его дебильную ухмылку через стекло.

— Ну или так, как хочешь. Я всяко могу, — отвечает он, рассматривая меня. — Скучал пиздец. Иди ко мне.

— Нет.

Глеб вздыхает, уходит до машины. Я хмурюсь, потому что не знаю, что задумал. Надеюсь, свалит, но он возвращается. С огромным букетом роз в руках и монтировкой.

— Если эти цветы не окажутся в твоих руках через пять минут. Я разъебу здесь каждое окно. Каждое, Катя. И ты знаешь, что я не шучу. А потом я подожгу здесь всё к хренам, засуну тебя в тачку. Силой. И ты уже никуда не денешься.

— Ты вообще понимаешь слово «нет»??? Ненормальный или как?! Как же ты меня достал! Псих долбанутый!

— Ты сама ответила на свой вопрос. Я жду. Счётчик выставлен.

Блиииин… Как же я его ненавижу, а…Просто терпеть не могу. Придурок…Он же не сделает? Не сделает так? Кого я обманываю??? Конечно сделает. И это минимум…Надо ещё Андрею позвонить, уверена, что он его избил…И всему виной только я. Как же хочется исчезнуть отсюда, растворившись в воздухе… Был бы у меня телепорт, цены бы ему не было!

— Три минуты, Катя.

— Ненавижу тебя! Ненавижу и хочу, чтобы ты…Чтобы ты…

— Сдох?

— ААААААААААААА! — кричу в окно. Ноздри раздуваются от злости, глядя на его ухмылку, которую хочу стереть с лица земли раз и навсегда. Ухожу вглубь здания. До коридора. Что теперь делать? Куда бежать? Он всё равно вернёт меня, как и обещал. Всё равно заставит. И даже если я сейчас убегу, то недалеко. А пострадает ни в чём неповинный человек — хозяин моего автосервиса, который и так пошёл на уступку, взяв студентку на шестичасовой рабочий день, а ещё другие люди, которые лишатся работы…Блин!

Выхожу к нему через минуту с белым флагом. Смотрю на него, и непонятное чувство в груди. Он уже не улыбается. Просто тянет мне эти цветы, а мне и брать их не хочется, но я всё равно беру. Единственное, что меня сейчас может успокоить это приятный запах полураскрывшихся белоснежных бутонов. Внутри всё плачет и изворачивается. Будто агония уже. От боли и отчаяния в предсмертных конвульсиях сгораю. Прямо перед ним.

— Садись в машину, — тянет он, на что я молча ухожу, глядя на встревоженного до усрачки Кира. Сажусь внутрь салона, пока Глеб нервно ходит по парковке и курит.

— Как ты? — спрашивает его друг, глядя на меня с водительского сиденья.

— А это имеет значение?

— Можешь не верить, но у него к тебе настоящее. Я-то вижу. Пусть он ведёт себя…

— По-идиотски. По-быдлячьи. По-ублюдски, Кир!

— Пусть так. Но он за тебя любого землю жрать заставит.

— А мне это не нужно, Кир! Я не хочу этого. И ненавижу его всё сильнее. Он втянул меня…Втянул в какой-то криминал! Вот скажи…Да к чёрту!

— Успокойся. Будешь что-то? У меня тут…Есть вода…Энергетик. Жвачка?

— Ничего не хочу, спасибо, — отворачиваюсь к окну.

— На вот, — Кир тянет мне плед, снятый со своего кресла. Видимо, он согревал им Соню. Этот парень нравится мне намного больше. Он спокойный, добрый и заботливый. Он другой. Он бы никогда с ней так не поступил. Не приставил бы к ней член, пытаясь изнасиловать, не угрожал бы, не говорил все те гадости…

Слёзы тут же текут из глаз. Заворачиваюсь в пушистую ткань и не могу успокоиться.