– Странно, – протянула она. – У меня возникло чувство, что за нами наблюдают. Ты, когда сюда ехала, видела кого-нибудь?
– Нет, никого не видела. – Я помотала головой. – Даже в деревне не было народа, улицы почти пустые.
– Все по домам попрятались, – вздохнула тетушка Тилли. – Боятся и носа высунуть. Кто-то пустил слух, что печать с запретных врат снята и теперь нечистые силы ничего не сдерживает.
– Да, я помню, вы говорили об этом, – кивнула я. – Очень тяжело сознавать, что мы можем оказаться во власти злых существ и жизнь уже никогда не будет прежней.
– Можешь быть спокойна, снять печать невозможно. Много сотен лет назад, во время ритуала закрытия врат, верховный маг Мирискольд пожертвовал своей силой и жизнью. Чтобы снять печать, нужны кровь и душа его потомка. Но, как тебе наверняка известно из истории, детей он не оставил.
– Откуда тогда эти слухи? – удивилась я.
– Не знаю, – честно призналась тетушка и горько усмехнулась. – Я всего лишь знахарка, или ведьма, как меня называют люди. Не очень сильная, но кое-что умею. Но ты права. Народ зря судачить не будет.
Я задумчиво поставила пустую чашку.
– Вы говорили, кто-то пытался снять печать, помните. В ту, первую нашу встречу, когда я здесь была с Лукасом.
– Да, помню. И это не случайный человек, а очень сильный волшебник. Вот с тех пор и пошли эти знамения: сначала снег, сейчас вот скот мрет как чумной.
– Так, может, ему и удалось сделать задуманное?
– Поверь мне, врата все еще заперты, – резко ответила тетушка Тилли.
Я пожала плечами и встала. Если знахарка уверена, что так и есть, не буду спорить.
Она проводила меня до дверей и захлопнула дверь. Я услышала, как задвигают тяжелый засов. Знахарка чего-то сильно боялась.
Обратная дорога отняла еще больше времени. Поднялся ветер, и заморосил противный мелкий дождик. Я куталась в накидку, а Морковка недовольно фыркала, что ее выгоняют на улицу в такую отвратительную погоду. Проезжая по мощенной булыжником единственной деревенской площади, я стала невольной свидетельницей печальной сцены. Старая облезлая лошадь везла телегу, на которой лежала туша коровы. За ней шла молодая женщина, утирая слезы передником.
– Как же так? Единственная кормилица! Что теперь есть моим деткам? Повезу на рынок, может, хоть шкуру купят?
– Да кому нужна проклятая животина? – Шедший рядом с ней молодой парень сплюнул на землю. – Даже не надейся ее пристроить. Сразу двигай к могильнику и сбрасывай туда тушу. Староста так распорядился.
Несчастная женщина заплакала еще горше. Мальчишка, управлявший лошадью, натянул вожжи и развернул телегу.
– Мамка, не печалься, что ж мы, одни такие! Проживем как-нибудь.
– Много ты понимаешь! – махнула на него рукой мать. – Посевы в огороде погибли, корова издохла. У нас не будет ни овощей, ни молока.
– Простите, нечаянно подслушала ваш разговор. – Я слезла с Морковки, подошла к женщине и протянула ей последнюю монету. – Возьмите, этого хватит на первое время.
– Благодарю, миледи. – Женщина недоверчиво уставилась на меня и завороженно смотрела, как звонкая серебряная монетка падает ей в ладонь. – Боги благословят вас за щедрость.
Ее чепец сбился набок, выпуская на волю прядь белокурых волос. Женщина пряталась от дождя под старой шалью, но когда спасительные деньги оказались у нее, она как будто согрелась и перестала дрожать от холода в прилипшей к телу насквозь промокшей одежде.
– Король позаботится о вас, скоро поля будут засеяны. И посевы вновь взойдут, еще есть время и надежда собрать урожай.
Крестьянка поклонилась мне в пояс, а я отправилась обратно. Боюсь, Дивее придется забыть про летний дворец навсегда. Я поторапливала лошадку, пытаясь успеть к ужину. Мне и так перемывают косточки все кому не лень, давать новый повод для сплетен не хотелось.
Наконец мы приехали, я повела Морковку в конюшню. Я искренне надеялась, что никто не заметил ее отсутствия. Не так уж долго меня не было, всего пару часов, наверное.
Внезапно лошадь заржала и уперлась копытами в землю, я тянула ее за поводья, пытаясь подтолкнуть, но та категорически отказывалась сдвинуться с места.
– Морковка, хватит капризничать, пойдем. – Я попыталась уговорить животное, но получила в ответ лишь недовольное фырканье. Лошадь мотала головой, словно хотела что-то сказать. Только через пару минут до меня дошла причина ее недовольства. Нос защекотало, а глаза заслезились от дыма. Конюшня, до которой нам оставалось пройти всего несколько десятков метров, горела.
Глава 12