Дерзкие побеги

Попив воды и съев несколько ягод, путник побрел по тропинке (по тайге идти уже не было сил), потеряв счет времени. Он не помнил, сколько шел, помнил только, что на одном из поворотов тропы ему встретился «седой как лунь старик с горбовиком за плечами, наполненным ягодой». Сначала крестьянин испугался, отшатнулся от беглеца и даже уронил свой горбовик, а затем уже без тени страха осмотрел с ног до головы Светлова и быстрым шагом удалился прочь. Несчастный узник прекрасно понимал, что старик обязательно донесет властям о своей встрече с беглецом. Ведь за такой «подвиг» в те времена служба НКВД давала в награду муку, деньги и именные часы.

Но что оставалось делать Светлову? Бежать в тайгу он не мог – не было сил, а спрятаться ему было негде. И беглец в полубреду, почти бессознательно пошел по тропинке дальше. Через некоторое время он свернул в тайгу и, пройдя немного по лесу, потерял сознание. «Это были последние минуты (или часы) моей свободы...» – писал впоследствии Светлов. Когда он пришел в себя, то услышал собачий лай и голоса людей. Алексей попытался подняться на ноги, но так и не смог. Через минуту прямо перед своим лицом он увидел оскаленную собачью пасть. Он едва успел закрыть лицо руками, и огромные клыки вонзились в предплечья. Кстати, шрамы от собачьих укусов у Светлова остались на всю жизнь.

Овчарка с остервенением рвала предплечья беглеца, а два конвоира, стоявшие поодаль, кричали: «Сдавайся!» «Можно подумать, – вспоминал потом Светлов, – что перед ними была группа вооруженных бандитов, а не раненый, полумертвый и абсолютно беспомощный беглец. Казалось, они боялись меня больше, чем я их...» Один из чекистов стал целиться в беглеца из нагана, но второй остановил его: «Ты что, ведь его должны допрашивать. А тебе „катушку“ дадут за срыв задания» («катушкой» называли приговор к 25 годам заключения). Конвоир спрятал оружие, сломал упругую ветку, заострил ее конец и стал тыкать острием в грудь Светлову, заставляя того встать на ноги. Когда беглец с трудом поднялся, чекист стал тыкать ему острым концом палки в спину, вынуждая бежать. Конечно, бежать Светлов не мог, но, подгоняемый конвоирами, он двигался на пределе своих возможностей.

Несколько раз Алексей терял сознание, падал, но его били, заставляли вставать и с еще большим остервенением гнали вперед, в лагерь... Ему казалось, что время остановилось. Впоследствии Светлов писал, что не помнит, как они дошли до какой-то станции, где, дождавшись поезда, сели в вагон и приехали в лагерь.

Беглеца привели в штаб охраны лагеря, где в кабинете за массивным столом сидел человек в военной форме. «Садитесь, Светлов», – сказал он Алексею, и в его голосе, к удивлению беглеца, послышались сочувственные нотки. Светлов сел, а офицер долго рассматривал его и качал головой. Встав из-за стола, военный несколько раз прошелся вдоль кабинета, затем обратился к Алексею снова: «Ну и что? Чего вы добились? Достигли своей цели? Рады? А я вот как думаю: у вас жизнь и так покалеченная, а вы еще добавили. От нас вы никуда не убежите. Все тщательно, до мелочей, продумано. Мышь не проскочит! А вас мне, Светлов, по-человечески жаль. Посмотрите, во что вы превратились! Столько времени не есть!» «Принесите ему со столовой поесть!» – приказал он охраннику у двери.

Через несколько минут приказание было исполнено, и перед беглецом стояли миски с супом и кашей. Офицер с тоской смотрел, как жадно израненный и истощенный узник глотает нехитрую арестантскую пищу. Глаза начальника блестели от слез. Правда это или нет, но среди заключенных ходили слухи, что для чекистов Азанка считалась гиблым местом: сюда отправляли служить офицеров, которые слишком мягко и сочувственно обращались с «врагами народа». Возможно, тот военный и был таким офицером, сосланным на Азанку за доброжелательное отношение к «изменникам Родины».

Из кабинета штаба охраны Алексея повели на вахту. Там, по инструкции, полагалось посадить беглеца возле ворот, чтобы все заключенные видели, чем заканчиваются попытки к побегу. Стоит заметить, что по прибытии в лагерь Светлову никто не оказал медицинской помощи, более того, его даже не осмотрел врач. После вахты беглеца отправили в штрафной изолятор. Вот что писал об этом Светлов: «Кормили впроголодь отваром чечевицы, который заключенные называли „голубой Дунай“, ложку положенной каши-размазни, видимо, съедал надзиратель. И не только у меня… Тесная камера, клопы и никакой медицинской помощи. Я стал похож на скелет, обтянутый кожей, меня сотрясал то озноб, то жар...»