Дерзкие рейды

Когда Восьмушин попросил снять его с лошади — дать ему прилечь хоть на минутку, — Хомченко решил ухватиться за подвернувшуюся возможность… У рыжего Трошки, как тот, между прочим, сообщил ему, живет в Ольхино сродная сеструха. Пока Восьмушин отлеживается — заскочить бы к ней: наверное, не пожалеет молочка для раненого воина. Ковеза посмотрел на заострившийся нос раненого, на восковую бледность его и — разрешил.

Едва подошли к Ольхино — снова рев моторов! И с запада и с юга — со стороны шоссе! Кинулись к ближнему перелеску. Рухнувшая сосна — прибежище, поистине свыше ниспосланное: с десяток фрицев расположились на опушке с блокнотиками на коленях. А когда с вымахнувшего на равнину грузовика кликнули их, когда укатили — появился одинокий велосипедист!..

Многоопытный Хомченко на миг растерялся, когда немец поперся прямо на них. Убить его бесшумно?! Но как? Трошка не растерялся. За немногие секунды до того, как немец увидел бы двух притаившихся, он легонько катнул по скользкой хвое навстречу немцу гранату без взрывателя.

Немец отпрыгнул и приник лицом к земле, закрыв голову руками. Хомченко смекнул, в чем хитрость. Опередив Трошку, бросился вперед и обрушил на затылок немца рукоятку автомата.

Когда стемнело, Лесик и Трошка пришли в отряд имени Коминтерна, пришли одновременно с Ковезой и Увалиным, благополучно доставившим совсем обессилевшего Восьмушина.

Коричневый телефонный провод был почти неразличим на влажной земле, присыпанной рыжей хвоей да еловыми шишками. Но младший лейтенант Астапов и старший сержант Ковеза тотчас заметили его. Остановились. Ковеза шагнул к проводу и, когда встретились взглядами, лишь досадно щелкнул языком. В ответ на это Астапов выразительно развел руками: «Понимаю, сочувствую, но придется не трогать эту гадюку. Приказ есть приказ. Иначе отряд будет обнаружен противником».

Часа через два разведчики и комиссар отряда Клинцов вышли на опушку леса. Замаскировавшись в зарослях крушины, стали рассматривать в бинокли шоссе, по которому, подвывая на ухабах, тащился крытый даймлер. Справа виднелось село Борки. Не доезжая до него метров сто, грузовик остановился. К нему подскочили трое в серо-зеленой форме: проверка документов. Минуту спустя даймлер скрылся между крайними избами. Затих рокот мотора, но почти сразу же со стороны села донеслось суетливое тарахтенье мотоцикла. Клинцов, не отрывая бинокля от глаз, спросил:

— Спины постовых фрицев — не горбатенькие ли? Не разглядел?

— Точно, товарищ комиссар, — отозвался Астапов. — За плечами ранцы… Стандарт, из телячьей кожи.

— И стало быть?..

— Не похоже на тыловую часть.

— Послезавтра двадцать четвертая годовщина Октября, — тихонько, будто только самому себе, напомнил Астапов и поправил на шее сбившуюся повязку.

Клинцов успел заметить: фурункулы младшего лейтенанта, мешающие поворачивать голову, все еще не зажили. Выходит, из лучших разведчиков отряда здоров лишь Иван Ковеза.

Тот подхватил:

— Три постовых фрицика при въезде. А у нас — четыре бесшумки.

— Этих серо-зеленых наверняка страхуют оставшиеся в укрытии за бревенчатым сараем.

— Як смеркнет, языка приволоку, — пообещал Ковеза.

— Хорошо бы, да немцы всполошатся, — ответил Клинцов. — Лучше вернемся, доложим командиру. Там видно будет.

Он приказал Ковезе продолжать наблюдение за селом пока не стемнеет, а сам с Астаповым ушел к стоянке отряда, где отдыхал Шеврук, недавно раненный в ногу.

Ковеза вернулся, когда бойцы ужинали. Доложил, что немцев в селе много, а неподалеку от пруда оборудован наблюдательный пункт с пулеметом.

— Село Борки примыкает к лесу, — доложил комиссар Шевруку. — Завтра еще раз все уточним. Но уже теперь ясно: если ударить внезапно, крепко можно пощипать немцев. Учти, труднее всего придется нашим группам прикрытия. Тебе целесообразно возглавить ту, которая обеспечит отряду путь отхода.

— Чтобы швидче! Недалеко чтобы драпануть было, — усмехнулся Шеврук, — слегка уязвленный. — Побачимо! Сам и присмотрюсь. Нечего ждать до завтра.

Шеврук и Ковеза отправились в разведку. Ковеза вторично. Выбравшись на опушку, начали приближаться к селу ползком. Выстрел ракетницы вспорол темно-серую мглу низкого осеннего неба. Блики рассыпающегося света скользнули по траве.

— Близенько фрицы, — пробормотал Ковеза, но продолжал ползти.

Когда впереди стала отчетливо видна верхушка мельницы, он замер. Шеврук поднес к глазам светящийся циферблат наручных часов: почти полночь.

Над мельницей взмыла очередная ракета.

— Сдается, стреляют с интервалом в десять минут, — шепнул Шеврук.

— Кажуть, що не сплять. Эх! Коло млына… — Разведчик осекся.

От села вдруг явственно донесся топот подкованных сапог по дощатому настилу. Наверно, кто-то шел по крыльцу. Следом отрывистые возгласы команды. И все стихло. Слышался только шелест дождя.

Очередной хлопок ракетницы. И снова немецкая речь. Но теперь вперемешку с женскими голосами.

— Обыски, — определил командир. — Почему же ночью? Сдается, разыскивают кого-то.

Командир и разведчик отползли к опушке и замаскировались в ельнике. Когда начало рассветать, они увидели неподалеку полуразрушенный сарай.