Дерзкие забавы

Он поворачивается, не дожидаясь моего ответа, и я слышу, как щелкает его брелок, когда он открывает двери машины. Я изображаю дерзкое выражение на лице и показываю средний палец его удаляющейся спине. А потом замираю, потому что сердце у меня выпрыгивает из груди от резкого прилива адреналина.

Финн забирается в тот же самый вишнево-красный грузовичок, который стоял на парковке перед его домом. Только сейчас он покрыт дорожной пылью и грязью, прилипшей к нему за мили и мили дороги.

И у меня рождается вопрос: если он приехал всего на неделю, то зачем он тащил грузовик сюда аж из самого Ванкувера?

У меня не остается времени обдумать это, потому что телефон в моем кармане вибрирует – мама прислала сообщение, и я достаю его и вижу на экране слова: «Не могла бы ты приехать домой прямо сейчас? Пожалуйста!»

Я ВСЕГДА все исправляю.

Когда мне было четыре и я разбила мамины любимые бусы, примеряя их, я провела три часа в своем домике на дереве, пытаясь их склеить. Преуспела я исключительно в склеивании собственных пальцев между собой. В старших классах, когда Миа попала под грузовик и ее почти парализовало, я сидела у ее постели каждый день все лето, которое она провела с ног до головы в гипсе. Я знала, что если буду сидеть там достаточно долго, то ей что-нибудь наконец понадобится, и тогда я буду готова ей помочь. Я приносила ей диски и дурацкие журналы для подростков, красила ей ногти и протаскивала к ней в комнату очень странные вещи: холодильник для вина, ее бойфренда, Люка, ее кота – только чтобы она улыбнулась. Когда отец Лолы уехал в Афганистан, а потом вернулся оттуда совсем другим, подавленным, а Лолина мама бросила обоих на произвол судьбы, я приносила продукты и еду – все, чтобы хоть как-то облегчить им существование. И когда Ансель оказался достаточно разумным, чтобы попытаться исправить все в их отношениях с Миа, я тоже приложила к этому руку. Если моим друзьям что-то нужно, я это делаю. Если кто-то, кого я люблю, не может решить проблему, то ее решаю я. Не знаю, хорошо это или плохо, но я так живу.

Поэтому я тут же еду домой и сажусь рядом со своей младшей сестрой напротив родителей в нашей светлой, просторной, счастливой семейной гостиной – комнате, которая сейчас, в данный момент, похожа на могилу, – и немедленно включаю сигнал тревоги. В обычные дни наша семья очень шумная, а сейчас в доме непривычно тихо. И я чувствую, что нужно сказать «привет» шепотом. Занавески раздвинуты, но густой туман, который идет со стороны моря, делает помещение мрачным и темным.

Семья для меня всегда была и есть центром моей вселенной. Мама была актрисой, когда они поженились с папой, а папина карьера не особо ладилась, пока я не поступила в старшую школу. Поэтому, когда я была маленькой, мы с папой часто кочевали с мамой с одних съемок на другие, пока не родилась моя сестра, Беллами. Она младше меня на шесть лет, и большую часть времени мы проводили втроем.

Папа очень эмоциональный и отзывчивый, заботливый, он воплощение энергии и страсти. Мама – прекрасная, спокойная движущая сила нашего семейства, она ведет хозяйство, подмигивая из-за широкой спины отца. Но в данный момент она сидит рядом с ним, он сжимает ее ладонь обеими руками, и я вижу, сидя напротив них, с другой стороны кофейного столика, что у нее на лбу выступил пот.

В голове проносится мысль, что они собираются сказать нам, что продают дом (я выставлю пикет на подъездной дорожке и буду стоять там, пока они не передумают!). Потом – что они переезжают в Лос-Анджелес (я буду вне себя). Потом – что у них какие-то проблемы и они должны пожить какое-то время врозь (этого я даже представить себе не могу!).

– Что случилось? – медленно спрашиваю я.

Мама закрывает глаза, делает глубокий вдох, а затем смотрит прямо на нас и говорит:

– У меня рак груди.

Все слова после этих четырех звучат как-то нечетко и размыто. Но я все же понимаю достаточно, чтобы уяснить: у мамы опухоль примерно три сантиметра в груди, раковые клетки также обнаружили у нее в нескольких лимфатических узлах. Папа нашел опухоль, когда они принимали душ однажды утром. Я испытываю слишком большое облегчение от факта, что он ее нашел, чтобы смутиться при этой информации. И она не хотела говорить нам, пока не разузнала все как следует. Она дала согласие на мастэктомию и последующую химиотерапию, и операция будет в понедельник, то есть через три дня.

Все происходит слишком быстро. Но для такого «спасателя», как я, недостаточно быстро. Я могу засыпать их вопросами, как будто читаю по книге: а вы заручились мнением еще одного врача? сколько времени уйдет на восстановление после операции? как быстро после этого ты сможешь начать химию? какие лекарства тебе будут давать?..

Но я слишком ошеломлена, чтобы понять, будет ли уместно отреагировать на эту новость подобным дождем вопросов.

Когда папа упоминает о том, как он нашел шишку, Беллами взрывается смехом, но тут же срывается в истерические рыдания. Мама говорит как автомат – я вижу такое впервые в жизни! – сообщая детали того, что сказал врач. Папа хранит непривычное молчание.