Дерзкий

Машка, осознав, что ее брат видел нас в бассейне, покраснела, побледнела и спрятала лицо у меня на груди. Так приятно было, черт!

Моя девочка защиты у меня ищет…

Лешка, видя это все, бесился и требовал, чтоб я ее отпустил. Типа, похер, они где-нибудь в деревне спрячутся, и хрен их кто найдет.

— Херни не пори, — сказал я, разозленный просто даже мыслью, что Машку куда-то отпустить требуется, — вы в деревне, наоборот, на виду будете. Как и в любом городе. У тебя нет возможностей сделать нормальные не палевные доки, на что вы жить будете? Воровать? Ты — дурак? И долго вы так проживете? И как проживете? Нахрена она вообще, такая жизнь?

В итоге, я настоял на правильном решении вопроса.

У меня была поддержка, к которой я привык. И пусть это по-детски, и надо бы решать вопрос без привлечения взрослых… Но папа Даня учил меня правильно оценивать ситуацию и верно расставлять приоритеты.

И сейчас приоритетом была не моя гордость, а Машка.

А значит, все надо сделать правильно.

И вот теперь я смотрю на людей, к которым привык с детства, которым доверяю, как себе, знаю, что не подставят, помогут, все сделают так, как надо.

И понимаю, что поступил правильно, вызывая их сюда.

Может, это и в самом деле по-детски — переваливать свои проблемы на чужие плечи…

Но папа Даня всегда говорил, что надо брать по силе. И что, если будет нужно, он подхватит. Они подхватят.

Я их помощью никогда не пользовался по-крупному.

Всегда старался сам.

Но они — моя семья. И я знал, что они поддержат в сложной ситуации.

Сейчас она — сложная.

Пока я думаю, вспоминаю, глажу Машку по спине и талии, мужики коротко переговаривают, а затем Зубов уходит кому-то звонить. Подозреваю, что в Москву. Он, в отличие от нас, человек подневольный.

Я смотрю на Лешку, принимавшего участие в разговоре, потому что его по третьему кругу допрашивали, уже с участием Зубова, и брат Машки мне неожиданно улыбается. Криво, еле-еле… Но вполне спокойно.

Наверно, все будет хорошо?

Машка сопит мне в шею, и я с удивлением понимаю, что она вырубилась. Устала, измучилась за сегодняшний день. Вот и угрелась в безопасности.

Аккуратно привстаю, перекладываю ее на диван, укрываю пледом.

— Пойдемте на улицу покурим, — тихо говорит «Три звезды», единственный, не принимавший участия в допросе Лешки. Ему и не надо. Он и так все слышит, что требуется.

Все остальные с недоумением оглядываются, замечают спящую Машку и аккуратненько выходят по одному на крыльцо. Я выхожу последним, закрываю дверь, с удовольствием вдыхаю свежий осенний воздух, пропахший сосной.

На веранде полно места: плетеные кресла, диванчики, даже кресло-качалка имеется.

В нем устраивается Лешка, задумчиво смотрит на лес, потом на Тирана, разлегшегося с величавым выражением на морде у ног своего хозяина.

Возвращается Зубов, подходит к мужикам, и они начинают что-то активно обсуждать. Нас не привлекают, и это немного обидно. Хотя, вполне естественно.

Мы принесли им головную боль. И сейчас они ее лечат.

Я перехватываю напряженный взгляд папы Дани, кивком спрашиваю, что и как? Может, подойти?

Он отрицательно машет головой, прикуривает, щурится на меня и неожиданно усмехается.

Я понимаю эту его усмешку. Так он делал, когда я лажал в школе, и его вызывала директриса на ковер.

А потом он шел со мной по улице и выспрашивал реальные причины драки. И подробно пояснял, что я сделал правильно, а что нет.

И никогда не ругал, если, по его мнению, все было правильно. Пусть и неверно с точки зрения дисциплины.

И сейчас все примерно так и есть.

Зубов оборачивается, оценивающе смотрит на Лешку, потом машет, чтоб подошел.

Я тоже подрываюсь.

Надоело в детской сидеть.

— Твой куратор когда на связь выйдет, — спрашивает Зубов.

— Сегодня. Уже наверняка в курсе того, что я получил заказ.

— Хорошо… Вот как поступим…

Финал истории

— Блин, не шевелись, — я стираю с Машкиной головы краску, но она, тварь, словно под кожу въелась и никак не отмывается!

— Давай я сама, — она пытается вывернуться, глянуть на себя в зеркало, но я не пускаю. Не хочу, чтоб она лицо свое в красном видела.

— Пошли, — торопливо стягиваю с нее одежду, сглатываю, машинально оставляя ладони на упругой груди, трогаю соски, тут же твердеющие… — в ванну вставай, — хриплю из последних сил, уже мало что видя перед собой, кроме этих сисек завлекательных.

— Ты меня мыть собираешься, или трахать? — весело грубит Машка, послушно вставая в ванну.

Я ступаю за ней, успев стянуть спортивки и белье.

— Совместим.

Прижимаюсь к ней, врубаю воду. Машка вздрагивает, разворачивается ко мне. Смотрит снизу вверх настолько доверчивым взглядом, что у меня в груди тесно становится.

Она мне доверилась. Моя девочка. Послушалась меня. Именно меня, не брата своего, не опытных мужиков, знающих, что говорят и что делают. Не Зубова своего, который, хоть и редкостное дерево, но все же с нею был всё это сложное время.

Нет, меня. Дала понять, что окончательное слово за мной.