Дерзкий

— Так… — дядя Колян, внимательно посмотрев на невозмутимо курившего «Три звезды», не особо невозмутимого после профилактического пистона подчиненным дядю Серегу Бойца и вообще не невозмутимого папу Даню, на которого ночной вызов и мое присутствие в такой интересной компании произвели неизгладимое впечатление, и не удостоив взглядом меня, сразу переключается на главного виновника сегодняшнего торжества. Вернее, на двух виновников. Брата и сестру.

Лешку и Машку.

— Так… — он отходит к окну, смотрит на занимающийся рассвет, а он здесь офигенно красивый. Но вот не думаю, что красота рассвета сейчас занимает подпола полиции, начальника «убойного» отдела, только что осознавшего в полной мере, в какую жопу посадил его… Ну, практически, племянник. Я, то есть.

— Так…

— Слушай, Колян, заебал «такать», — рявкает дядя Серега, забывший сменить начальственный рык на дружеский подъебон. Или не забывший. — Дело говори.

— А что тут говорить? — дядя Колян пожимает плечами, — вперся наш Вадимка по самое не балуйся. И как его выковыривать… Весь, бля, в папашу своего!

— Эй… — тут же отзывается папа Даня, успевший мне и подзатыльников, строго наедине, естественно, надавать, и перекурить, хотя уже давно бросил, и с дядей Коляном посраться до матерного лая на тему недочетов в воспитании подрастающего поколения.

— Закрыли тему, — тут же рявкает дядя Серега, и все послушно затыкаются. Дядя Серега у нас — непререкаемый авторитет. Говорят, постоянно влетающих Зверят, самого дядю Коляна и папу Даню столько раз из говнища вытаскивал, что уже и счет потерялся, — потом поорете. Надо вопрос решать. И быстро. Я так понимаю, — тут он остро режет взглядом нахохлившегося Лешку, — это не ждет.

— Я сразу рванул сюда, как ее фотку увидел, — пожав плечами, отвечает тот, — ответ заказчику дал положительный… А куратору… Ничего.

— А по протоколу как должен сделать? — спрашивает Серега.

— Должен предоставить куратору запись разговора с заказчиком и потом уже он принимает решение, как крутить…

— То есть, до заказчика основного докручивать, или останавливаться на посреднике… — довершает дядя Колян.

— Ну да.

— А что, могут остановиться на посреднике? — интересуется дядя Серега.

— Могут. Если понимают перспективу. Ну, или надо компромат, например. И все.

— Суки.

— Не без этого. Спецура. Все, бля, для народа.

— Хорошо ты попал, малыш, — ворчит дядя Серега, — о чем только думал, когда соглашался…

— О сестре, — коротко отвечает Лешка, а Машку в этот момент опять подбрасывает. И меня, с ней синхронно.

— Думальщик! Дурак! Я ради тебя… А ты! — она снова начинает задыхаться, и я, наплевав на всех, молча подхожу в ней и сграбастываю на руки.

А затем опять сажусь на диван, уже с нею на руках.

Все присутствующие в комнате молча провожают взглядами мое выступление, никак не комментируя, а затем возвращаются к своим баранам. Вернее, к одному. Барану. О сестре думающему.

Машку трясет в моих руках и меня тоже.

Я начинаю ее гладить, мягко успокаивать легкими поцелуями в пушистую макушку. Ловлю внимательный ревнивый взгляд ее брата и с вызовом смотрю в ответ.

Пошел ты, герой, бля, спаситель.

В это время с улицы доносится ворчание Тирана, все напрягаются, смотрят на дверь.

— Это Зуб, наверно, — шепчет мне в шею Машка, и ее дыхание нежным теплом ворошит волоски на коже.

Дверь открывается, и в самом деле на пороге появляется массивная фигура ее «старшего братишки».

Он оценивает обстановку одним острым спецурским взглядом, потом молча ступает внутрь, демонстративно держа руки на виду.

Смотрит на Машку, прячущуюся в моих объятиях.

— Так я и думал… Не зря крутился вокруг нее, — ворчит он, затем осматривает более внимательно всех присутствующих, тут же выделяя дядю Коляна, как коллегу, коротко представляется, — капитан Зубов, спецотдел МВД.

— Какой еще, нахер, спецотдел? — усмехается дядя Колян, шагая вперед.

— Какой надо спецотдел. Специальный, — поясняет капитан Зубов, подавая руку. Первым.

Дядя Колян смотрит на него, затем отвечает.

Я незаметно для Машки выдыхаю. Вроде, норм все.

Пока Зубов здоровается со всеми остальными, Машка сидит, сопит мне в шею и явно не желает вообще хоть как-то принимать участие в происходящем. Ну еще бы. Столько эмоций, столько нервов.

Я бы вообще от впечатлений вырубился, а она, стойкий оловянный солдатик, держится.

Удивительная девчонка. Самая лучшая.

А ведь думал, что не успокою ее, в самом начале, когда она на брательника своего бросилась.

Но ничего, угомонил.

Сели мы потом, тяпнули… Выдохнули…

И затем услышали потрясающую по своей простоте и глупости историю.

Лешка ничего не скрывал, понимая, что смысла нет. Да и, наверно, не желая ничего скрывать.

Понятное дело, про отсидку на малолетке Леша особо не рассказывал, да и правильно. Все самое интересное потом началось. Вернее, все на малолетке началось, но во взрослой зоне продолжилось.

Потому что на малолетке его приметили, аккуратно вели, послеживали.

И потом начали обрабатывать.

По правильному, по психологичному. Потомки чекистов, бля. Холодная голова, горячее сердце, стальные яйца.

Все по нотам разыграли.