Дерзкий, юный и мертвый

В руку ей (она не заметила кто) сунули бокал. В горле пересохло, Луиза осушила его одним глотком, и голове сразу полегчало. Только бы Памела не увидела, что она пьет… Нэнси опять улизнула и теперь разговаривала с Себастьяном и Тэдом, который обнимал за талию Долли. Та была уже не такой застенчивой: порой она поворачивалась, чтобы отдать какое-то распоряжение официантке, тем не менее жадно прислушивалась к каждому слову своего спутника. Шарлотта сидела в самом углу, одна, и угрюмо курила, то и дело отрывисто выпуская дым. У нее был такой вид, будто она только что с кем-то повздорила – или намеревалась устроить скандал. А может, просто грустила. В такси Нэнси обронила, что мать Шарлотты до сих пор не вышла из спальни; похоже, теперь, потеряв сына, про дочь она и вовсе позабыла. Клара схватила Памелу за руку и потащила на танцпол, где к ним тут же подскочили двое парней с зализанными волосами и зубастыми ухмылками. Памеле приходилось наклонять к своему партнеру голову – тот, увы, был на пару дюймов ниже, – задавая какие-то вежливые вопросы о музыке и то и дело переспрашивая, потому что сквозь грохот она не могла разобрать ни слова. Луиза проскользнула украдкой к столу, вновь наполнила свой бокал и только сейчас посмотрела на Джо Каца.

Тот стоял спиной к залу, дирижируя музыкантами. Их было с десяток, не меньше: все в строгих костюмах, с саксофонами, трубами и тромбонами. Музыка вдруг переменила ритм, Джо повернулся к залу, схватил с высокой стойки микрофон и запел. Только сейчас Луиза поняла, что он темнокожий: с высокими скулами, белоснежными зубами и пронзительным взглядом, который, казалось, был нацелен только на нее одну; это ее Джо умолял своей песней не мучить несчастного влюбленного. Еще он пел… О чем же? О звездной ночи, и о любви, и о страсти, и каждая нота стекала расплавленным золотом…

Голос певца завораживал, и Луизу тоже невольно затянуло в толпу танцоров, заставив извиваться в ритме жаркого джаза. Каждый волосок на ее теле встал дыбом, кожа заискрила, грозя подпалить стены. Поверх простого платья-туники Луиза надела жакет, но сейчас скинула его и бросила на стул. Какая разница, все равно она здесь в первый и в последний раз. Голос Джо обволакивал тело шелковым шарфом, все туже и туже стягивал Луизу. Очутившись в самой середине танцпола, она обменивалась с соседями – и мужчинами и женщинами – короткими взглядами, дружелюбными и соблазнительными. По груди потекла струйка пота, однако Луиза продолжала танцевать. Плечи дрожали, бедра качались, и внезапно она поняла, что все они движутся как единое аморфное живое существо. В голове осталось одно – голос Джо, выводивший нежные рулады; все остальное пропало, сейчас важно было лишь танцевать. Какие-то мужчины порой льнули к ней, пытаясь двигаться в унисон, и она им улыбалась, но потом ей надоедало, и Луиза ускользала, снова танцуя одна. Она была счастлива, как никогда в жизни. Один раз вместо очередного мужчины к ней вдруг приблизилась женщина в платье с сиреневыми перышками, тесно прижалась, проведя руками вдоль всего тела, и шепнула на ухо:

– Не останавливайся…

Останавливаться? Ни за что!

Здесь никто не знает, что она служанка. Никто не знает, что она родилась и выросла в Пибоди-эстейт. Никто не знает, чего она боится бессонными ночами, пока лежит одна, дожидаясь розовых проблесков рассвета. Никто не знает, что счастлива она сейчас, в эту минуту, как никогда прежде и, быть может – Луизе вдруг стало страшно, – никогда в будущем. Они не знали ее, а она не знала их. И от этого становилось только лучше!

Разумеется, всему рано или поздно приходит конец.

Музыканты затихли, Джо объявил перерыв, и танцоры разбрелись в разные стороны. У Луизы горели ноги, на спине застывал пот, во рту ужасно пересохло. Заметив неподалеку Клару и Памелу – те все еще стояли вместе, – она подошла к ним.

Памела схватила Луизу за руку.

– Разве он не чудо?

– Кто? – спросила Луиза, хотя и без того знала, о ком речь.

– Джо Кац! – выпалила Памела, затаив дыхание. Она тоже плясала в экстазе: волосы растрепались, завитые локоны рассыпались.

В Джо здесь была влюблена каждая; когда он зашагал к барной стойке, стайка женщин тут же окружила его кольцом.

– А где Нэнси? – спохватилась Луиза, вспомнив наконец о своих обязанностях. Она понятия не имела, который час.

Памела махнула в сторону столика, и Луиза увидала за ним Нэнси – та, покуривая сигарету, о чем-то болтала с Шарлоттой. Едва она набралась храбрости, чтобы прервать их разговор, как вдруг кто-то постучал ее по плечу. Луиза обернулась, сперва никого не заметив, потом опустила глаза и увидела Гарри. Тот широко улыбался.

Гарри был приятелем Гая Салливана, прежде они вместе работали в железнодорожной полиции. Росту он был небольшого, зато с лицом голливудского актера: с темно-синими глазами и ямочкой на подбородке.

– Гарри!

Все-таки и у нее здесь есть знакомые! Луиза словно взлетела на несколько ступеней выше. Теперь она и вправду стала частью этого места.