Дерзкий рейд

Маллесон, надев очки, внимательно рассматривал карту, лежавшую у него на столе. Увидав полковника, молча протянул ему расшифрованную телеграмму, содержание которой Эссертон уже знал.

— Как же Красноводск? — спросил Эссертон, возвращая телеграмму. Он надеялся услышать от шефа приказ: «Поездка отменяется!», но генерал снял очки, протер носовым платком стекла и сказал:

— В Красноводск поедете вы один.

— Судя по шифровке, нет смысла…

— Есть смысл! — перебил его шеф. — Все не так просто, как кажется. Я все взвесил и полагаю, что из данной ситуации имеются два выхода. Первый — наш агент разоблачен, и красные использовали шифр для ложной телеграммы, а сами идут по намеченному курсу. Второй — по имеющимся сведениям, в море был шторм, и шхуны, возможно, получили повреждения. Это заставило красных пристать к форту и выгрузиться на берег.

— Мне кажется, сэр, что агенту следует верить, в шифровке точно указаны намерения красных.

— Почему мы должны верить шифровке, если она передана открытым адресом? Прочитайте внимательно. Первую строчку, она шла без шифра: «Ашхабад генералу Маллесону». Не кажется ли это странным?

— Наверное, обстоятельства, сэр, чрезвычайные обстоятельства заставили агента пойти на риск.

— Мы тоже пойдем на риск. Вы едете в Красноводск, а на север пойдут джигиты военного министра. Я уже вызвал сюда Ораз-Сердара и этого, с польской фамилией, местного министра внутренних дел…

— Грудзинского, — подсказал Эссертон.

— Да, и Грудзинского. У них глаза загорятся, когда мы откроем карты. Пошлют тотчас сотен пять головорезов, пересекут пустыню в два счета.

— Надо полагать! Золото и оружие!..

Вдруг за окном раздались шум и крики: «Пожар!» Генерал и Эссертон подошли к распахнутому окну. Ничего не было видно за густыми ветвями деревьев. Генерал подозвал солдата из охраны:

— Что там?

— Дым из окон дома, где живет полковник Эссертон, сэр! — ответил солдат, вытянувшись в струнку.

Эссертон от неожиданности обомлел, и лицо его стало бескровным. Не может быть! А в голове, словно он щелкал на счетах, мысленно росла сумма ценностей, находящихся в доме: партия редчайших ковров и дюжины коричнево-золотистых и серо-мраморных каракулевых шкурок, важные секретные бумаги, драгоценности…

— Сэр, вы позволите?

— Да, конечно. — Маллесон поспешно кивнул.

Эссертон крупными шагами вышел из штаба и по широкой дорожке сада уже не шел, а бежал. Поворот, еще один поворот, и вот, наконец, за ветками деревьев забелел продолговатый дом с широкими итальянскими окнами. Там толпа: солдаты, прислуга. Из крайних окон вилась редкая струйка черного дыма. «Гостиная!» — определил полковник и мысленно молниеносно вернулся на два часа назад, проследил за своими действиями, за каждым шагом. Конечно же, этот мерзавец, пьянчужка-шифровальщик, забыл потушить сигарету!..

Перед полковником расступились.

Красивый паркетный пол заляпан. Обгорелая мебель. В гостиной огонь уже потушен, но дыму было много, он ел глаза, царапал горло.

Посреди гостиной на обгорелом ковре почерневшее скрюченное тело.

Слуга-индус торопливо рассказывал:

— Она схватила, сэр, бутыль с бензином — на кухне стояла — и скорей сюда. Ну та самая туземка, что привезли… Потом облилась, словно водой. На лицо, на волосы, на платье. И на ковер стала лить. Мы только к ней подбежали, а у девки такие страшные глаза, она засмеялась, что-то прокричала и чиркнула спичкой… Мы еле успели отскочить!

Эссертон потрогал носком ботинка обугленный ковер. Потом сказал:

— Да, весьма жаль… Такой великолепный ковер!.. — И, ни на кого не глядя, вышел.

5

Поздним вечером, когда поезд отошел от станции, Эссертон примостился у окна. Промелькнули кварталы пригорода. Луна только всходила, и ее ровный бледный свет озарял редкие кибитки кочевников, жавшихся к городу, и ровную гладь голой степи.

Вдруг его взгляд остановился на туче пыли, поднятой на дороге. Большой отряд, сотни три-четыре вооруженных всадников, с гиканьем и присвистом гнали коней. Эссертон обратил внимание, что почти у каждого всадника была запасная лошадь.

Отряд некоторое время скакал вдоль линии железной дороги, потом резко повернул к горизонту.

«Пошли на север, к Мангышлаку. — Эссертон скривил губы. — Головорезы Ораз-Сердара».

Он смотрел в окно, следил за всадниками, пока они не скрылись, оставив за собой лишь легкое облако ныли где-то у горизонта.

«Скачите, скачите, — улыбался уголками губ Эссертон. — Спешите, а то опоздаете!»

Лицо полковника сделалось сосредоточенным, он принимал решение: «Победит тот, кто быстрее достигнет полуострова… Что ж, посмотрим! От Красноводска до Мангышлака почти вдвое ближе, чем от Ашхабада. И железный конь скачет быстрее, джигиты! Прямо из Красноводска… Нет, мы не будем устраивать, как вы, скачки по пескам, это старо… Не та эпоха! — Эссертон уже четко видел план погони за отрядом. — Из Красноводска пойдем морем! Погрузить на пароходы батальон — и к полуострову…»

Он стал насвистывать любимый марш из «Аиды». Потом плотно поужинал, велел подать кофе и, взяв пачку последних лондонских газет, прилег на диване.