Дерзость

Занятие окончилось, мы вернулись на свою квартиру. И здесь мне стало хуже, настолько, что пришлось лечь в постель. Наша хозяйка, пожилая уже женщина, полька, подробно расспросила о моем самочувствии и, тоже, видно, решив, что я сильно простудился, отварила сухие стебли малины и напоила меня этим отваром. Я накрылся с головой одеялом и попытался заснуть. Не удалось. К вечеру мне стало хуже, а ночью я уже метался в бреду. Утром Медведовский привез врача. Когда тот закончил осмотр, Лева, заикаясь, как это обычно бывало с ним, когда он волновался, спросил:

— Что с ним, доктор?

— Воспаление легких, немедленно в госпиталь!

— Товарищ майор, разрешите сопровождать, — в один голос обратились к Медведовскому мои товарищи, но места в машине оказалось только на двоих. Поехали Никольский и Арлетинов.

По дороге в госпиталь Лева шепнул Косте: "Боюсь, придется лететь без него". Костя — он сидел впереди — повернулся к Медведовскому:

— Товарищ майор, мы вместе прошли почти всю войну и хотим ее вместе закончить. Передайте генералу нашу просьбу — отложить полет до его выздоровления.

С Медведовским можно было говорить запросто, по-товарищески. К этому располагал его мягкий, добродушный характер. Из-под сросшихся черных бровей всегда спокойно и приветливо смотрели большие миндалевидные глаза. Человек он был умный, хорошо разбирался в людях. Майор неопределенно хмыкнул, потом улыбнулся и сказал, что просьбу нашу поддержит.

— Спасибо, товарищ майор, — с чувством произнес Лева, — а как только он выздоровеет, посылайте хоть к черту на рога.

— Зачем же? Пошлем куда надо.

В дороге я, видимо, снова потерял сознание и очнулся уже на носилках. Чьи-то руки заботливо подоткнули под меня одеяло. Я увидел лицо медсестры: ласковые, полные сочувствия глаза, тонко очерченные черные брови вразлет, нос с еле уловимой горбинкой, пухлые губы...

Болезнь оказалась тяжелой, я часто впадал в беспамятство, а когда вновь приходил в себя, всегда встречал ее нежный взгляд. Три дня и три ночи она не отходила от моей постели, подносила лекарства, делала уколы. И болезнь стала отступать. Я уже не терял больше сознания, температура упала, дыхание стало ровным и глубоким, теперь я спал спокойным сном выздоравливающего человека.

Силы ко мне быстро возвращались, ребята навещали часто. И с первого же их посещения я понял — генерал разрешил дожидаться моего выздоровления. Во всем теле еще была слабость, то и дело возвращались приступы головокружения, но я уже не мог больше оставаться в госпитальной палате, меня неудержимо тянуло к своим товарищам, к работе, и я попросил врача выписать меня.

Близился к концу декабрь 1944 года. Наши войска успешно продвигались вперед. Советское командование готовило Восточно-Прусскую стратегическую наступательную операцию силами 2-го и 3-го Белорусских фронтов и левого крыла 1-го Прибалтийского фронта.

В один из этих дней в штабе 2-го Белорусского фронта, находившемся в Белостоке, произошел разговор между начальником разведывательного отдела фронта генералом И. В. Виноградовым и нашим непосредственным начальником майором М. Г. Медведовским.

Илья Васильевич Виноградов, склонившись над картой, снова и снова перечитывал названия населенных пунктов в полосе предстоящего наступления и приговаривал вполголоса:

— Ясно... И здесь вполне ясно... Здесь тоже... А вот тут пока ясного мало. — И подчеркнул название города, стоявшего на пересечении железных и шоссейных дорог. Это был город Мышенец.

Медведовский доложил, что группа для заброски в район Мышенца к вылету готова.

— Возглавляет группу младший лейтенант Фазлиахметов, — сказал майор. Вызвать к вам?

— Нет, пожалуй, я сам к ним схожу, — ответил генерал.

Об этом разговоре я узнал гораздо позже. А тогда...

Установилась хорошая погода, и как-то незаметно наступил день отлета. Группа собралась на прощальный ужин. Душой нашего небольшого общества, как всегда, был Костя Арлетинов. Его живые шутки, остроты, сопровождаемые комическими жестами и мимикой, поддерживали веселое настроение. Лева взял гитару, и под ее аккомпанемент мы спели несколько песен. А потом как-то сама собой наступила тишина. Торжественно и твердо прозвучал в ней голос майора Медведовского:

— Слушай боевой приказ!

Содержание приказа сводилось к следующему. Нам предстояло в ночь на 24 декабря 1944 года на самолете Ли-2 вылететь в тыл противника и на парашютах приземлиться на поляне в одном километре восточнее деревни Цык и в 10 километрах западнее города Мышенца. Задача: освещать работу узла шоссейных и железных дорог станции Мышенец, следить за расположением войск и боевой техники в районе действия группы, разведать систему оборонительных сооружений на границе Польши и Восточной Пруссии. Обратить особое внимание на переброску мотомеханизированных частей. Работу продолжать до прихода частей Красной Армии или до особого на то указания. Связь с Центром осуществлять при помощи раций, согласно программам, полученным Ногиным (Гришин) и Николаем (Макаревич).