Дерзость надежды

Что подчеркивало этот образ семейного счастья, так это то, что Робинсонам пришлось пережить трудности, которые редко можно увидеть по телевизору в прайм-тайм. Были, конечно, обычные проблемы из-за расовой принадлежности: ограниченные возможности родителей Мишель, росших в Чикаго в пятидесятые и шестидесятые годы; деятельность агентов недвижимости и панические сплетни, из-за которых белые семьи покинули район; дополнительная энергия, необходимая черным родителям, для того чтобы компенсировать более низкий доход, более неспокойные улицы, недофинансируемые детские площадки и безразличие школ.

Но в семье Робинсонов была и особая трагедия. В тридцать лет, когда он был в расцвете сил, отцу Мишель поставили диагноз «рассеянный склероз». Последующие двадцать пять лет, в течение которых состояние его постоянно ухудшалось, он выполнял свои семейные обязанности без какой бы то ни было жалости к себе, утром, чтобы успеть на работу, выходил на час раньше, через силу делал все дающиеся с трудом физические действия — от вождения автомобиля до застегивания рубашки, — улыбаясь и шутя переходил — вначале хромал, затем стал пользоваться двумя тростями, и на его лысеющей голове выступали капли пота — через поле, чтобы посмотреть, как играет его сын, или через гостиную, чтобы поцеловать дочь.

Когда мы поженились, Мишель помогла мне понять, какую скрытую жертву пришлось принести семье из-за болезни отца; какое бремя была вынуждена нести мать Мишель; как четко очерчена была их совместная жизнь, даже простую загородную прогулку приходилось тщательно планировать, чтобы избежать проблем или неловкости; какой страшно беспорядочной была жизнь за улыбками и смехом.

Но тогда я видел только радостную сторону семьи Робинсонов. Для такого, как я, который много времени провел, переезжая с места на место, который почти не знал своего отца и генеалогическое древо которого разбросано по всему свету, дом, построенный Фрейзером и Мэриан Робинсон для себя и своих детей вызывал неожиданную тоску по стабильности. Так же как и Мишель видела во мне жизнь, полную приключений, опасности, путешествий в экзотические страны, большую широту, чем ту, что она до этого себе позволяла.

Через шесть месяцев после того, как мы с Мишель познакомились, отец ее неожиданно умер в результате осложнений после операции на почке. Я прилетел в Чикаго и стоял у его могилы, а Мишель стояла рядом, положив голову мне на плечо. Когда опускали гроб, я пообещал Фрейзеру Робинсону заботиться о его девочке. Я понимал, что каким-то невыразимым, еще очень неясным образом она и я становились одной семьей.

Сейчас много говорят об упадке американской семьи. Сторонники социального консерватизма утверждают, что традиционная семья подвергается постоянной атаке со стороны Голливуда и гей-парадов. Либералы указывают на экономические факторы — от замедления роста зарплат до отсутствия удовлетворительных дневных детских учреждений, — которые оказывают все большее давление на семью. Наша массовая культура подпитывает тревогу рассказами о женщинах, обреченных на постоянное одиночество, мужчинах, не желающих брать на себя долгосрочную ответственность, и подростках, вовлеченных в бесконечные сексуальные эскапады. Нет ничего устоявшегося, в отличие от того, как было раньше; наши роли и отношения кажутся хаотичными.

Учитывая, что полемика эта затянулась, может быть, полезно отойти в сторону и вспомнить, что институт брака не собирается исчезнуть в скором времени. Хотя правда то, что показатель количества браков с пятидесятых годов постоянно уменьшается, частично это объясняется тем, что все больше американцев откладывают вступление в брак, чтобы получить образование или сделать карьеру; к сорока пяти годам восемьдесят девять процентов женщин и восемьдесят три процента мужчин хотя бы раз связывали себя узами брака. Шестьдесят семь процентов американских семей по-прежнему образованы состоящими в браке парами, и подавляющее большинство американцев по-прежнему считают брак лучшим основанием для личной близости, экономической стабильности и воспитания детей.

Однако нельзя отрицать того, что за последние пятьдесят лет характер семьи изменился. Хотя показатель количества разводов снизился на двадцать один процент после своего пика в конце семидесятых и начале восьмидесятых, половина из всех первых браков по-прежнему заканчивается разводом. В сравнении с нашими дедушками и бабушками мы более терпимы к добрачным половым связям, более склонны жить в сожительстве или в одиночку. Мы также более склонны воспитывать детей в нетрадиционной семье; шестьдесят процентов разводов затрагивает детей, тридцать три процента всех детей рождается вне брака, и тридцать четыре процента детей живут не со своими настоящими отцами.