Дерзость надежды

Конечно, такая религиозность едва ли нова. Пилигримы прибыли к нашим берегам, чтобы спастись от религиозных преследований и беспрепятственно исповедовать свою строгую разновидность кальвинизма. По стране периодически прокатывалась волна евангелического духовного возрождения, и последующие иммигранты держались за свою веру, чтобы утвердиться в чужом новом мире. Религиозное чувство и религиозная деятельность зародили некоторые из наших самых влиятельных политических движений, от аболиционизма и движения в защиту гражданских прав до популизма Уильяма Джен-нингса Брайана.

Однако если бы вы пятьдесят лет назад спросили ведущих культурых аналитиков о том, каково будущее религии в Америке, они, несомненно, ответили бы, что религия в нашей стране приходит в упадок. Старая религия чахла, как утверждалось, под влиянием более высокого уровня образования населения в целом и чудес техники. Респектабельная публика еще посещает церковь каждое воскресенье, фанатичные проповедники и духовные целители еще действуют на Юге, страх перед «безбожным коммунизмом» помогает подпитывать нео-маккартизм. Но в основном традиционная религиозная практика — и, конечно, религиозный фундаментализм — считалась несовместимой с современностью, всего лишь убежищем от трудностей жизни для бедных и необразованных. Даже к колоссальным крестовым походам Билли Грэма специалисты и ученые относились как к любопытному анахронизму, пережитку прошлого, которые имеют мало отношения к серьезной работе управления современной экономикой или формированию внешней политики.

К шестидесятым многие протестантские и католические лидеры пришли к заключению: для того, чтобы выжить, религиозным институтам Америки придется «соответствовать» меняющемуся времени — приспособить церковную доктрину к науке и четко сформулировать социальное евангелие, которое обратится к таким существенным пунктам, как экономическое неравенство, расизм, сексизм и американский милитаризм.

Что же произошло? Отчасти охлаждение религиозного рвения среди американцев всегда преувеличивалось. В этом отношении, по крайней мере, консервативная критика «либерального элитизма» во многом права: запертые в университетах и крупных городских центрах преподаватели, журналисты и распространители массовой культуры просто не сумели оценить роль, какую продолжают играть того или иного рода религиозные проявления по всей стране. Действительно, неспособность основных культурных институтов признать религиозный импульс Америки способствовала интенсивному развитию религиозного предпринимательства, какого нет нигде в промышленно развитом мире. Появилась параллельная вселенная, вытолкнутая из поля зрения, но по-прежнему пульсирующая жизнью по всей центральной части государства, мир не только молельных собраний и процветающих служений, но также мир христианского телевидения, радио, университетов, издательств и развлечений, и все это позволило верующим не замечать массовой культуры точно так же, как не замечали их.

Нежелание многих верующих втягиваться в политику — причиной тому их поглощенность личным спасением и готовность отдавать кесарю кесарево — могло длиться бесконечно, если бы не социальные бунты шестидесятых. Для христиан Юга решение далекого Федерального суда о запрете сегрегации было из той же серии, что и решение об отмене молитвы в школах, — частью длительного наступления на основы традиционного жизненного уклада Юга. Во всей Америке женское движение, сексуальная революция, растущая уверенность в себе геев и лесбиянок и, особенно, решение Верховного суда в деле «Роу против Уэйда» казались прямым вызовом церковному учению о браке, половой жизни и надлежащей роли мужчины и женщины. Чувствуя, что над ними насмехаются и что на них нападают, консервативные христиане больше не могли отгораживаться от широких политических и культурных тенденций страны. И хотя первым, кто ввел в современную государственную политику язык евангельского христианства, был, вероятно, Джимми Картер, Республиканская партия, делающая все больший упор на традицию, порядок и «семейные ценности», занимала лучшее положение, чтобы выгадать от политического пробуждения евангельских христиан и мобилизовать их против либеральной ортодоксии.