Десант на Эльтиген

— У соседей за Керчью заело. Не могли фронт прорвать. Теперь мы кругом в блокаде. Есть приказ зарываться в землю.

— Петра, та как считаешь, перебьют нас здесь немцы?

— Может, бомбами и артиллерией перебьют, а живой силой они нам ничего не сделают… Потому и дан Гладковым приказ рыть траншеи.

— Ты его хорошо знаешь?

— Не так чтобы хорошо, но слышал, что он семь месяцев на Малой земле был…

Больше я не мог выдержать и, стараясь погромче двигаться, вошел в блиндаж.

— Почему не спите, ребята?

— Пока что не хочется, товарищ комдив! Я их узнал обоих. Это были Вьюнов и Кузьмин. Оба проявили большое мужество при отражений вражеских атак на южной окраине Эльтигена.

Потолковали о трудной жизни на «Огненной земле». Спросил я их, состоят ли в рядах партии. Вьюнов ответил, что нет, хотел бы, да не знает, примут ли, «потому что надо знать устав партии, а я его не читал».

— Конечно примут, ведь вы оба уже давно большевики, только что еще не оформлены. Советую, подавайте заявление…

Выяснев, когда будет партсобрание, я пошел на него. Членов партии в роте тогда было шестеро: командир роты, замполит, один командир взвода, сержант и двое рядовых. Собрание открыл командир взвода Лукьянченко, Первым вопросом стоял прием в партию (в условиях десанта нашим ротным парторганизациям приходилось выполнять некоторые функции первичных).

Биографии принимаемых были короткие. Кузьмину — двадцать лет. Выонову двадцать один. Оба колхозники — первый из Ставропольского края, второй с Кубани. В характеристике, данной командиром, было сказано, что товарищи являются участниками героического десанта в Крым, проявили мужество и умение. Вполне достаточная характеристика, чтобы подтвердить преданность партии.

Эти двое юношей прошли сквозь огонь и воду, и каждый стоил целого отделения. Приняли их единогласно. Второй вопрос на партийном собрании был об очередных задачах парторганизаций роты. Доклад делал командир подразделения. В своем выступлении он уделил внимание тем вопросам, о которых говорилось на партактиве: о необходимости соблюдать высокую организованность, лучше отрывать ходы сообщения, чтобы не нести напрасных потерь. Мне запомнилось одно из выступлений но докладу — солдата Першева. Он говорил о героизме коммунистов роты. Они первыми покинули катер, призвав всех: «Вперед, за наш Крым!» В первый же день коммунист Магдиев вместе с Першевым притащили «языка».

— Однажды немцы провокацией нас взять захотели. Идут в контратаку и кричат полундру. Я бойцам растолковал: до чего же пал духом фриц, что нашей полундрой себя подстегивает! Большая польза от такого разъяснения бывает.

— Расскажите еще молодым коммунистам, как вы вели агитацию в бою.

— Ну… немцы приближаются, мы ждем в окопах. На сердце все-таки тревожно. Я крикнул: «Ребята, из фрица теперь солдат, как из хряка кондитер!»

— Помогло?

— Бодрое слово помогает, товарищ комдив. Мы тогда такое громовое «ура» подняли…

— Товарищ полковник, — докладывал по телефону Н. М. Челов, — из тыла противника только что вышла группа солдат.

— Пришлите тотчас на КП дивизии! Челов осторожно сказал:

— Разрешите не трогать их до утра. Очень они слабые:

— Сколько вышло?

— Шли трое, пришли двое. Из нашей шестой роты. Цыганков и Петин. Одиннадцатые сутки не евши.

Ивану я приказал собрать что есть съестного. Он покопался в своем углу и принес… плитку шоколада. — Откуда, Иван?

— Берег на крайний случай, товарищ полковник!

— Снеси Челову.

На другой день удалось увидеть этих солдат и расспросить, где были, что делали. Они были настолько худые, что можно было, наверно, подсчитать каждую косточку на теле. Даже голоса стали тонкими, как у детей.

Во время форсирования катер 6-й роты наскочил на мину, Кого убило сразу, а кто утонул вместе с разбитым судном: Цыганкову удалось всплыть и уцепиться за какую-то доску. Через некоторое время возле нее собралось еще четыре солдата. Долго швыряя и их волны, пока не прибили к берегу. В разбитых лодках солдаты нашли автоматы, вооружились и пошли на звук боя.

— На север пошли, — рассказывал Цыганков, — слышим — гудит, бьет… значит, там — наши. С километр быстро продвинулись по-над берегом. Тут он ударил по нас из пулемёта. Прижались к обрыву. Там обрывы крутющие, стеной стоят. Вдоль стенки еще около километра прошли. Увидели вдали Эльтиген. Пламя там, дым, стрельба, а прямо перед нами — немецкие пушки. Что делать?.. Справа море, слева гора, впереди немец и с тыла, конечно, тоже. Стали решать, что же нам делать. Среди нас командира не было. Тогда решили избрать меня своим командиром…

Цыганков задохнулся, вобрал в себя воздух и устало закрыл глаза. Ему тяжело было говорить. Я попросил его передохнуть и стал спрашивать Петина. Потом, отдохнув, снова говорил Цыганков, и так общими силами мы восстановили картину этих одиннадцати невероятных дней.