Десант на Эльтиген

Ивакин рассмеялся. Он был дружен с Модиным и любил его, как любили его мы все. Полковник совсем охрип, от этого смех был похож на кашель.

— Ну, Борис Федорович, попарились в баньке? Когда Ивакин встал и вышел из-за стола, я увидел, что шинель на нем без правой полы.

— Это что такое, Василий Николаевич?

— Да вот, так случилось… Стоял я в окопе, наблюдал, как подходили танки к позициям Клинковского, и не заметил, что пикировал фашистский самолет. Рядом упала бомба, и меня взрывной волной, как мячик, выбросило из окопа. Поднялся, а полы у шинели нет… Ну, погоди, стервятник, придет время — представлю тебе счет за шинель!

В тяжелом настроении возвращались мы около полуночи на КП. Война требует жертв. Война предполагает и убитых и раненых. Вон от батальона Григорьева почти ничего не осталось. Был батальон, и не стало его. Кадровые военные привыкают к этому. Иначе нельзя. Но вот мы зашли по пути из полка в медсанбат — нужно было проверить положение дела — и сердце дрогнуло. Условия для медсанбата в десанте, на «пятачке», перепахиваемом снарядами и бомбами, невыносимые. Здесь к нравственным и физическим силам людей война предъявила немыслимые требования. Солдаты на переднем крае могли зарыться в землю и укрыться в окопе от бомб, раненый не мог сделать этого. Хирург в операционной мог только одно: не замечать бомб.

К вечеру в центральной части Эльтигена сосредоточилось до трехсот раненых. Они лежали кто где: в разбитых домах, в подвалах, нишах, холодные и голодные, и не все еще прошли первичную обработку. Врачи и сестры не в состоянии были управиться.

В течение дня операционный взвод три раза менял место расположения. Сейчас он разместился в полуразрушенном доме. Бомбы так растрясли строение, что ходить приходилось на носках, иначе сверху сыпалась штукатурка.

Встретиться с ведущим хирургом медсанбата Трофимовым не удалось: он работал в операционной.

С темнотой обстрел плацдарма утих. Врачи вздохнули: "Наконец-то нормальная обстановка"; они называют это нормальной обстановкой! Через перекошенный проем двери была видна фигура хирурга. Рукава халата засучены выше локтей. Марлевая маска на лице. Время от времени голос приказывал: "Кохер!.. пеан!.." Слова звучали, как команда в бою.

Операционная сестра Колесникова подавала майору инструменты. Вокруг стола горело несколько свечей. Они давали мало света. Простыня, покрывавшая тело раненого, казалась желтой. На столе лежал командир роты из 37-го полка капитан Калинин. Уже двадцать пятого человека оперировал сегодня Трофимов.

Подполковник Павлов, посланный сюда Копыловым, докладывал о деятельности медсанбата. Упрекал начальника санитарной службы Чернова: нерасторопен.

Майор Чернов, конечно, несколько вяловат, но это человек, созданный для десанта, — спокойный, беспредельно смелый.

— А вы зачем сюда посланы? — строго сказал я Павлову. — Надо помогать Чернову. Видите же, как тяжело.

О трудностях, с которыми встретились медицинские работники в Эльтигене, пусть расскажет сам врач. Вот выписка из дневника хирурга В. А. Трофимова: