Все на пути движения было разворочено. Воронки от авиабомб почти соединялись друг с другом. Траншея завалена. Земля усыпана стальными осколками, как осенними листьями.
Григорян нырял из воронки в воронку под дождем пуль и осколков. Кое-где пришлось ползти. КП полка оказался уже на переднем крае. Около него стояла противотанковая пушка — единственная уцелевшая пушка. Сам подполковник Блбулян из автомата вел огонь по наступающей пехоте. Рядом с ним был И. X. Иванян, наш неофициальный командующий противотанковой обороной "Огненной земли".
Григорян подбежал к ним в момент, когда на КП шло три танка. Командир полка возбуждённо крикнул Иваняну:
— Давай огонь!
Подполковник успокаивающе ответил:
— Имеем три снаряда. И три танка. Подожди. Будем бить наверняка.
Он встал к орудию и замер, наводя на головную машину. Осталось метров шестьдесят.
Раздался выстрел. Первый танк задымился. Второй выстрел — у второй машины разбита гусеница. Третий танк резко дал задний ход.
Через некоторое время Григорян докладывал мне:
— Иванян как закричит: "Ага! Испугались!" Командир полка бросился к нему и давай обнимать. Обнимает, целует!..
Майору Блбулян сказал: "Передайте командиру дивизии: отбили пятую атаку. Мы тут удержимся, но образовался большой разрыв с Ковешниковым. Нам его нечем прикрыть". Обратно Григорян бежал, уже не маскируясь. Несколько раз взрывная волна сшибала его с ног. Он вставал и, задыхаясь от пыли и боли, пригнувшись, бежал дальше.
— Товарищ комдив! Я ушел из полка, когда немцы начали артналет. Сейчас пойдут. Надо спешить.
Ватник на плече майора был разорван в клочья. На пропыленном лице сверкали черные глаза. Он весь горел энергией.
— Хорошо, майор. Берите учебную роту. Введите ее в стык. Постарайтесь успеть.
Учебная рота — последний резерв. Больше у меня ничего не было. Пятьдесят человек. Но все — на подбор! Они должны спасти положение в центре.
Григорян снова выскочил из капонира. Едва он добрался до роты, весь Эльтиген был накрыт артиллерийским и минометным огнем. Вести людей было невозможно. Майор скомандовал: "Ползком — за мной!" Триста метров рота ползла, прижимаясь к дрожащей от разрывов земле. Все же сумела занять оборону и встретила огнем атакующего противника. Немцы оказались менее решительными, чем наши люди. Если бы немцы посмелее наступали, они смогли бы тогда опередить Григоряна, ворваться в Эльтиген, и "Огненная земля" была бы разрезана на две части.
Но для этого у противника не хватило духу.
В книжке "Утерянные победы" Манштейн расхвалил действия немецких солдат в Крыму, будто бы проявивших "чудеса храбрости", "несравненный наступательный порыв" и прочее. Бывший гитлеровский фельдмаршал более заботился о рекламе, нежели об истории. Я привожу факты. В Эльтигене мы не раз наблюдали, что противник мог нанести нам поражение, но не нанес именно потому, что у него не хватало ни подлинного наступательного порыва, ни гибкости в тактике.
Новороссийская дивизия дралась сорок дней и ночей без минометов, противотанковой и зенитной артиллерии, без танков, без достаточного инженерного оборудования. Не хватало боеприпасов. Как говорил Иванян, "на три танка имеем три снаряда, будем действовать наверняка". 4 декабря десантники вступили в бой, истощенные месяцем блокады, и враг ничего не смог сделать, хотя подавлял нас числом и техникой. Он не ликвидировал плацдарм.
Вот это действительно храбрость и геройство советского солдата! "Не будет преувеличением, если скажу, что большое духовное удовольствие я и ныне получаю от воспоминаний об эльтигенских боях. Какое богатство характеров, какое достоинство солдат великой Советской страны!" — так пишет мне Рачия Левонович Григорян из Еревана, где он теперь работает старшим научным сотрудником в республиканском архиве. В Новороссийской дивизии гордились этим офицером-коммунистом, самообладание и инициатива которого не раз выручали десант.
…Через час Григорян прислал связного с сообщением, что попытка противника пробиться в стык между полками ликвидирована. Записку принес Вьюнов, солдат, которого недавно мы на ротном партсобрании принимали в партию. Сначала я его не узнал, настолько грязь и пыль покрывали его лицо. Доложив, что было приказано, солдат отступил в сторонку. Чувствовалось, что он не все сказал, что хотел.
— Дали здорово фрицам по зубам, товарищ Вьюнов?
— В пору подоспели, товарищ комдив, — ответил он и, видимо, решив, что можно сказать, продолжал: — Разрешите доложить?..
— Слушаю!
— Началось, товарищ комдив!
— Что началось?
— Армия пробивается. Сам слышал…
— Ну? Выйдем послушаем!
Бой, гремевший вокруг Эльтигена, сначала мешал что-либо различить. Но вот ухо уловило иные, посторонние звуки. Открыв рот, чтобы легче переносить толчки воздушных волн, я вслушивался в гул, доносившийся с севера. Вьюнов стоял рядом, тоже жадно дыша открытым ртом. На лице его было глубокое удовлетворение.