Десант времени

— Как, в народе говорят — вор у вора дубинку украл, но сдается, что этот Микола, зажал мой золотой червонец, что я ему дал вот только что.

— Правду толкуешь? Ну, Микола, ну гад ползучий! Пьяный проспится, а дурак ни когда, сейчас я до тебя доберусь, — взъярился махновец и резко повернул коня. — Василий присмотри за ними, я сейчас обернусь, вот только с Миколой потолкую.

Григорий проводил взглядом конника и взглянул на отряд.

— Бойцы, а хто мой табачок притырил? Ох страсть как курить хочу, всем напрячься и поискать табачок по карманам, — дал скрытую команду капитан своему отряду и поглядел на оставшегося их охранять бойца повстанческой армии.

— Ну, а ты браток не угостишь табачком?

— Так, на всех не напасешься…

Он еще хотел, что‑то сказать, но был сбит на землю размашистым ударом спецназовца. Оглушенный махновец упал на землю, а Григорий махнул рукой и негромко крикнул: — Вались народ от Яузских ворот! За мной в воду, без броду, плыть за мной на тот берег, держаться за гриву лошадей.

Веер брызг пошел врассыпную за отрядом, когда десяток сильных орловских рысаков, пробили густые камыши и врезались в глинистое, но твердо уходящее на глубину дно. Соскочив с коня капитан поплыл рядом с лошадью, придерживаясь одной рукой за гриву, другой загребая воду. Семенов с волнением посмотрел назад, но его бойцы все правильно поняли и повторили его маневр. Луна и Жара, отфыркивались и дико озираясь по сторонам в сгущающихся сумерках плыли за ним. Медведь, словно огромный морж, не придерживался за лошадь, но в своем караульном полушубке загребал огромными руками воду, поднимая огромные буруны воды.

Лишь метров тридцать отплыли они от берега, как длинная очередь из пулемета, перерезала им путь. Пулемет «максим» бил по ним с береговой косы, что находилась на той же стороне украинского берега, откуда они хотели убежать. Несколько пуль прошли через отряд, ранив спецназовца Стаба в плечо и убив двух лошадей.

— Плывем обратно! Пуля дура, а виноватого найдет, — с трудом отфыркивался Григорий, заворачивая обратно. — Стаб, держись за мое и свое седло, а то потонешь.

На берегу их уже ждали с десяток вооруженных махновцев. Подгоняемые плетьми и казацким улюлюканьем, бойцы отряда «Нулевой дивизион», были доставлены в лагерь махновцев, что располагался в прибрежном хуторе.

— Усих обшукати, роззути, так у сарай пид охорону, — крикнул махновский начальник в черной папахе и бурке. — Так, Губенко, той, чи що рыжий нехристь тебе вдарив? Привъязати його до дерева и двадцять, нема тридцять батогив, що б не бигав…

— Я тебя на ноготок так клацкну — только мокренько будет, — схватил Григория за руку рассвирепевший огромного роста махновец, и еще с тремя дружками потащил капитана к столбу для наказаний розгами.

— Господа гарни, повидомляю вам приказ за номером 37 по войскам Украинской партизанско–повстанческой армии им. Батько Махно: «Не платит подати только медведь у берлоге: он не ест, не пьет, только лапу сосет…», — под дружный и беснующийся смех анархической смеси военных, просто уголовных бандитов и крестьян, объявил махновский полковник в папахе. — А що там баби роблять, як они Губенко?

— Так, уже боляче кусючи, а то б давно попользовал, уси сиськи поховали, як золото…

— Ну, ты не дуже, гаряча голова, Батько Махно за це по головци не погладит.

— Панасыч, так можа их Батьке на пробу послати?

— Добре, хлопцы, я в Штаб, а як повернуся думать будемо…

Махновцы успокоились и разошлись по хуторским постройкам. И лишь в воздухе свистел хлыст, приземляясь на спину капитана спецназа Григория Семенова, да крупные хлопья снега, что сменили снежную пыль, опускались на кровавую спину и превращались в алые слезы, катясь вниз. Ни разу он не застонал и не вскрикнул, загнав свою душу в такую глубокую пещеру, до дна которой было 1000 верст, несколько лет войны на Кавказе и участие в ночных секретных рейдах, против террористов. Вряд ли в ближайшие 100 лет ФСБ рассекретит или приоткроет его личный файл, раскроет все операции, которые он завершил защищая родину и интересы государства.

Наконец, махновец Губенко, весь трясясь от ненависти и усталости перестал бить капитана. Он отер пот и трясущимися руками закурил скрученную сигарету.

— Ну ти ще живий москаль? Крови з тебе багато зийшло…

— Живой, — усмехнулся через боль Григорий. — Прежде смерти не умрешь…

— Ну раз живий, це тоби вид мене на добавку, — еще раз ударил Григория Губенко, продолжая трястись от ненависти, пока два других махновца снимали рыжеволосого парня с окровавленной спиной.

— Губенко, куда его в расход или в сарай?

— Завтра порешим его, коли Понасич повернеться, — сплюнул на землю махновец, вглядываясь в глаза капитану. — Не бачив я раньше такого терплячого, хто ж ти будеш?

— Я? Смерть твоя…, — улыбнулся Григорий, понимая, что махновцы могут расстрелять его прямо сейчас, но воля и азарт были в нем также сильны, как умение воина сражаться и побеждать. — Покуда солнце взойдет, роса очи твои выест…