Десантник. Дорога в Москву

Вражеский пулеметчик пытается подавить огневую точку, но не попадает, хоть на Лехину спину и голову обильно сыплются сбитые листья и мелкие ветки. Стволы окружающих деревьев плюются рыжей щепой, равнодушно принимая фашистские пули, которым суждено остаться внутри на долгие десятилетия. Возможно, спустя лет, эдак, сорок, какой-нибудь грибник и найдет под поваленной ветром сгнившей сосной оплывший кусочек свинца в рваной латунной оболочке. Найдет – и тут же равнодушно выбросит, так и не догадавшись, что это такое…

Подстегнутое выброшенным в кровь адреналином сознание отстраненно фиксирует отрывистый шелест пары трофейных автоматов – особист с летуном тоже ведут бой. Молодцы, патроны экономят, бьют короткими очередями. И вряд ли промахиваются. Вот и здорово, значит, с флангов их с Иркой не зажмут. По крайней мере, до тех пор, пока живы боевые товарищи.

Заканчивается лента, и одуревшая от грохота девушка, тоненько поскуливая от страха, дрожащей рукой протягивает новый магазин[22]. Перезарядка. Отстрелянный короб, лязгнув фигурной рукояткой, катится по земле. Смысла тащить его с собой нет, в их положении патронов не затрофеишь, тут самим бы живыми уйти.

Гулко хлопает, подбросив клуб сизого дыма, разрыв ручной гранаты, следом еще один. Пока достаточно далеко, но позицию однозначно пора менять. Впихнув в руки Савушкиной сумку с боеприпасами, Леха подхватывает пулемет и вместе с практиканткой ползет в сторону, к заранее присмотренному выворотню метрах в двадцати.

Кто-то из излишне глазастых фрицев замечает движение, и над головой снова противно взвизгивают пули. Ирка что-то испуганно орет, но послушно шурует первой, старательно, как и было сказано, прижимаясь к земле и смешно, словно салага-первогодок, оттопыривая задницу.

Плечо коротко обжигает, обветренная кожа щеки ощущает упругий толчок воздуха от пролетевшей в нескольких сантиметрах пули. На миг скосивший взгляд десантник ожидает увидеть рассеченный касательным попаданием рукав, но на ткани остается лишь небольшой оплавленный след, словно ребром подошвы утюга по синтетике мазнули. Неплохо, даже очень! Хотя все равно больно. Уж лучше б снова в бронежилет влупили.

Категорически не хватает столь не вовремя вырубившейся связи, но товарищи замечают его маневр, тоже сменяя позиции. Запихнув Савушкину в оплывшую яму под корнями упавшего дерева, Леха снова стреляет. Теперь ему даже не нужно считать выстрелы – научился примерно оценивать расход боеприпасов по количеству выброшенных гильз.

По прогнившему замшелому стволу, с легкостью прошивая ненадежную защиту и брызжа трухой, бьют вражеские пули – немецкий пулеметчик, не будь дураком, тоже не сидит на месте. Поймав в прицел белесый огненный венчик, пульсирующий из-за комля могучей сосны метрах в пятидесяти, Степанов отвечает длинной, на треть ленты, очередью. Сейчас не до экономии, главное – подавить.

Попал, мать вашу, точно попал! Заткнул гада! Поскольку достаточно сложно продолжать огонь с развороченной головой, большая часть которой осталась внутри отброшенной ударом пули пробитой навылет каски. А теперь поможем нашим.

Приняв из рук Ирки предпоследний «кекс», десантник торопливо перезаряжается. Установив пулемет поверх искромсанного пулями выворотня, бьет короткими, экономными очередями. Что, не нравится, гады? Кустики плохо от пуль защищают? Ну а как вы хотели? Бесплатная землица и белые рабы задаром не достаются, обманул вас Геббельс, тут сначала попотеть нужно, кровушкой эту самую землю полить. Причем желательно всей имеющейся в организме. В чем я вам сейчас активно и помогаю.

Уловив боковым зрением движение слева, Алексей торопливо дергает стволом. Пули рвут китель приподнявшегося над землей пехотинца с занесенной над головой гранатой, отбрасывая его назад. Выпавшая из руки М24 с курящейся дымком горящего замедлителя рукояткой падает в паре метров, заставляя ближайшего фрица судорожно дернуться в сторону. Поздно. Несильный взрыв подбрасывает комья земли и прелую листву, осколки прошивают тела оказавшихся в радиусе поражения фашистов.

Снова толчки отдачи в плечо и латунный отблеск дымящихся гильз на земле. Гитлеровцы больше не пытаются атаковать, долбят из зарослей беспокоящим огнем, прекрасно понимая, что скоро у русских просто закончатся боеприпасы. Снова оживает вражеский пулемет – то ли тот же самый, то ли уже другой. Леха невесело кривится: хреново. Патронов осталось полторы ленты, затем все, край. Одним «бластеро-пистолетом» в лесу много не навоюешь. Правда, есть еще «кругленькие», как их Васька обозвал, гранаты. Последний шанс уйти, так сказать.

– Ирк, давай последнюю коробку и ползи вон туда, прикрою! Сумку не бери, мешать станет! – орет десантник между двумя недлинными очередями.

– Держи, – кричит в ответ полуоглохшая Савушкина, двумя руками протягивая патронный короб. – Только никуда я ползти не собираюсь, вместе уйдем.

Последнюю фразу Леха не столько слышит, сколько читает по ее губам.

– Совсем сдурела?! Живо выполняй приказ!