Десантник. Дорога в Москву

– Прекрасно. Оголите предплечье, неважно, какое именно, сейчас я произведу инъекцию. Но перед этим свяжу вам руки, это необходимо, – спецназовец, быстро переглянувшись с Локтевым, перевел аптечку в особый режим. Панель коротко полыхнула алым: умный прибор предупреждал об опасности.

– Пожалуйста, – закатав рукав потрепанного френча, Рудольф позволил затянуть на запястьях надоевший ремень.

– Расслабьтесь, препарат подействует практически сразу. – Кожу под зеленой коробочкой едва заметно кольнуло. – Вот и все. Через минуту мы отсюда уходим.

– Благодарю… – успел пробормотать Ланге, прежде чем под его черепной коробкой разорвалась беззвучная бомба. Усталости как не бывало, Рудольф ощутил невиданный прилив сил, все его тело буквально захлестнуло ощущение абсолютного здоровья и неутомимости. Разум приобрел необычайную ясность, движения – непередаваемую словами легкость. Внешние рецепторы, будто по мановению волшебной палочки из детских сказок, заработали с удивительной остротой – окружающий мир словно взорвался новыми, не замечаемыми раньше красками, звуками и запахами, не все из которых оказались приятными: в ноздри ударил тяжелый смрад застарелого пота, грязной одежды и несвежих носок, исходящий от него самого. Настроение тем не менее резко улучшилось, пропал страх, однако рассудок – в отличие от привычного действия амфетаминов – остался достаточно трезвым, чтобы это осознать.

Рукам что-то мешало, и абверовец чуть растерянно взглянул на связанные кисти. Стягивающий их ремень ощутимо пах кожей и все тем же кисловатым поˊтом. Ланге нисколько не сомневался, что достаточно как следует напрячь мышцы, и он сможет легко освободиться от пут, попросту порвав их, но разум подсказывал, что делать подобного ни в коем случае не стоит.

С искренним любопытством наблюдавший за пленным Локтев неожиданно произнес:

– Судя по всему, вы достаточно впечатлились, господин майор. В ближайшие сутки усталость вам не грозит, и вы сможете продолжать движение наравне с нами. Аппетит тоже притупится, вы не будете испытывать голода, только сильную жажду, это нормально. К сожалению, завтра вам станет еще хуже, чем было до инъекции, но с этим ничего не поделаешь. Самые неприятные симптомы мы купируем, остальное придется перетерпеть.

Выслушав перевод, контрразведчик торопливо закивал головой:

– Благодарю вас, герр обер-лейтенант. Все это второстепенно и маловажно. Главное, что теперь я не стану для вас обузой!

– Ну-ну, – хмыкнул спецназовец.

И буквально добил Ланге еще одной сказанной с нескрываемой усмешкой в голосе фразой:

– По крайней мере, сейчас вы хотя бы приблизительно понимаете, как мы ощущаем себя после суточного марш-броска с полной выкладкой…

Выслушав перевод и осознав услышанное, Рудольф мысленно ахнул: с ума сойти, какие же на САМОМ ДЕЛЕ возможности у этих русских после фантастического укола, если даже после тяжелых нагрузок они чувствуют себя так, как он сейчас?! Они же поистине равны древним германским богам! Или как минимум самому Зигфриду или легендарным эйнхериям![25] И как все же хорошо, что он столь вовремя попал к ним в плен!

Вспомнив о вероятном наличии у потомков читающего мысли прибора, Ланге на всякий случай старательно и едва ли не по слогам повторил про себя последнюю мысль – пусть убедятся в его абсолютной лояльности! Да, он искренне рад, что находится на одной стороне с всемогущими потомками! И, безусловно, не собирается им ни в коей мере противодействовать, ни прямо, ни косвенно!

К счастью, старший лейтенант – как совсем недавно Степанов – даже не догадывался, какие поистине шекспировские страсти бушуют в душе пленного…

* * *

Посланный на разведку летун вернулся куда раньше, нежели ожидалось. Выглядел Борисов при этом – не описать. В смысле, каким-то излишне перевозбужденным. Батищев было вскинулся, дернув под руку машинепистоль с разряженным магазином, но десантник остался спокойным, аки хрестоматийный Штирлиц. Поскольку понимал, что, напорись Васька на фрицев, они б это уже услышали. А раз тихо, значит, ничего особенно страшного не произошло.

С оружием у них, к слову, сложилась весьма странная, если не сказать грубее, ситуация. Помимо штурмовых гранат имелся Лехин бластер (и дальше называть неоднократно выручавшее в бою оружие дурацким термином «бластеро-пистолет» ему уже порядком поднадоело, хоть книжно-фантастичный термин и резал слух) и легендарный «Люгер» особиста с одним магазином, тем, что в рукоятке. Легендарный, понятно, потому, что не из каждого пистолета удается с первого выстрела завалить аж целого Гудериана. Итого – примерно семьдесят плазменных импульсов и восемь девятимиллиметровых патронов. И – все. В смысле – вообще все, не считая трофейного штыка, разумеется. Офигенный арсенал, угу! Смешно, но когда они с Васькой начинали путешествие по белорусским лесам, у них с оружием и то получше было…

– Лех, там это… – запыхавшийся летун с трудом перевел дыхание, отерев взмокший лоб рукой с зажатым «Парабеллумом», на время разведки врученным ему Батищевым. – Самолет! Бомбардировщик!