Десантник. Дорога в Москву

Однако никто из фашистов не мог даже предположить, что против них начнет работать «умное» оружие, опережающее это время на несколько веков. Пользоваться которым станут невидимые призраки, оказывающиеся одновременно везде и нигде. Локтев прекрасно помнил о низкой эффективности плазмы в лесу и не повторял прежних ошибок. Сейчас спецназовцы работали исключительно точечно, один за другим подавляя очаги сопротивления. Поскольку стрелковое оружие не представляло для них ни малейшей опасности, космодесантники просто сближались с противником прямо под градом пуль, как своих, так и чужих, и расстреливали подсвеченных СУО фашистов буквально в упор, с нескольких метров. И никаких потерь от «дружественного огня».

Вот только космодесантников было слишком мало, всего две боевые пары на несколько десятков опытных и обстрелянных противников, с трех сторон окруживших импровизированную взлетную полосу…

Ну а Леха Степанов? Десантник просто бежал следом за летуном к самолету, периодически останавливаясь и огрызаясь неприцельными выстрелами. Не ради того, чтобы в кого-то попасть – просто обозначал, что он «вооружен и опасен». Чтобы кое-кому жизнь медом не казалась, угу. Немцы тоже стреляли, не менее неприцельно – боялись повредить транспортник. Пилоты которого, внезапно оказавшиеся буквально меж двух огней, откровенно не понимали, как им поступить. То ли драпать из готового в любую секунду взорваться от попадания случайного трассера самолета, то ли экстренно взлетать? Решили, что второе все-таки предпочтительнее, да и приказ был именно таким: высадить группу и немедленно освободить полосу. Взревев выходящими на взлетный режим движками, «Юнкерс» плавно тронулся с места. В проеме десантной двери мелькнул силуэт кого-то из членов экипажа, втянувшего внутрь лесенку-трап и собирающегося закрыть створку. И тут же опрокинулся назад, получив в грудь пистолетную пулю от подбежавшего первым Борисова.

«Надеюсь, это был не пилот», – автоматически подумал десантник, догоняя товарища. – «Иначе Ваську ждет очень неприятный сюрприз».

– Подсади, – при помощи летуна Степанов ужом ввинтился внутрь фюзеляжа. Крутнувшись вокруг оси, огляделся: никого. Штыком законтролил подстреленного фрица – сугубо на всякий случай, поскольку, судя по широко распахнутым глазам, Борисов ни разу не промазал. Перегнувшись через нижний обрез люка (или как там он правильно называется – порог, рампа?), протянул руку:

– Хватайся, быстро! Что, Вась? Колено зашиб? Заживет. Вперед!

Под подошвами ботинок гулко прогрохотал дюралевый пол десантного отсека. Лязгнула распахнутая с пинка овальная дверца кабины. Удивленные взгляды обернувшихся на звук пилотов, оба в наушниках. Руки левого лежат на штурвале, правый, видимо штурман, просто сидит. Успел…

И в этот момент Леха неожиданно понял, что понятия не имеет, что дальше – даже те немногие немецкие слова, что он знал, как-то сразу и напрочь вылетели из головы, вытесненные на задворки сознания сумасшедшим напряжением недолгого бега под пулями. Осталось только хрестоматийное «Гитлер капут» и отчего-то школьно-английское «зэ Ландан из э капитал оф Грэйт Бритейн». Мать и еще раз мать!

Тупорылый ствол плазменного пистолета уперся в висок левого немца.

– Тормози, сука!

– Was? – охнул тот, намертво вцепляясь в рукояти штурвала. – Verstehe nicht!

И это самое «ферштее», которое «нихт», неожиданно вернуло память:

– Хальт! Хальт шнеллер! Шиссен! Шайсе! Хальт!

Рука второго пилота, до этого скрытая от взгляда десантника, рванулась в его сторону. Не пустая, понятно, с пистолетом. Леха отработал на полном автомате, ударив рукояткой бластера. Голова фашиста коротко дернулась, свесившись на грудь; слетевшие наушники сползли на шею. «Вальтер» – удивительно, но сознание успело определить марку оружия – глухо лязгнув, улетел куда-то под ноги. Готов. Похоже, перестарался на нервах. Бах! В спинке кресла появилось небольшое отверстие, тело несчастного пилота снова вздрогнуло. Дважды готов. Васька, твою ж мать! Какого хрена в кабине-то стрелять?! Ладно, все потом, как бы последний уцелевший пилот в обморок от избытка чувств не грохнулся.

– Чего вылупился, по-немецки не ферштеешь? Хальт, я сказал! Иначе тоже шиссен будет! Нихт флай… э-э… флюгер… люфт! – Алексей вновь навел оружие на фашистского летуна. – Ну?!

– Флиген, – запоздало подсказал Борисов, опуская дымящийся пистолет.

– Спасибо. Очень вовремя.

И в этот миг за спиной раздался запыхавшийся голос, произнесший какую-то длинную немецкую фразу. Дергаться Степанов не стал, узнав говорящего. Герр Ланге с сопровождающим прибыли, что уж тут непонятного.

Заглянувший в кабину Берг быстро осмотрелся, иронически хмыкнув:

– Ну, хоть одного живым оставили. «Нулевые», освободите помещение, дальше мы уж сами. Приглядывайте там, скоро остальные подтянутся.

– А чего он хоть сказал-то?

– Сказал, что на месте пилота не делал бы глупостей и выполнял то, что ему говорят. Лех, не до тебя, валите уже. Оба.