Десантник. Остановить блицкриг!

Командир батальона вяло махнул рукой, размышляя, стоит ли принять еще один болеутоляющий порошок, или это будет уже перебор. Пожалуй, не стоит, лучше поскорее лечь и постараться выспаться. И принесло же этого сексуально озабоченного идиота на ночь глядя!

Полог палатки колыхнулся, и гауптман втолкнул внутрь обещанного пленного… пленную. Несколько секунд Нойманн с интересом разглядывал ее. Девушка, лет двадцать – двадцать пять, достаточно красивая. Средней длины темно-русые волосы, собранные на затылке в хвост, правильные черты лица, на удивление чистая кожа. Пожалуй, даже слишком чистая для какой-нибудь местной пейзанки. Ухоженные, хоть и в грязных разводах, кисти рук и особенно ногти с неплохим маникюром. Гм, а вот это уже интереснее. Городская? Спаслась с какого-то разбомбленного эшелона? Возможно…

И еще очень, очень испуганная – страх, казалось, буквально плещется в глубоких карих глазах. А вот одежда абсолютно нетипичная для местных: свободного покроя серо-зеленые брюки, порядком перепачканные на коленях, и шнурованные ботинки на толстой подошве, чем-то отдаленно похожие на обувь горных егерей или парашютистов. Штаны, впрочем, тоже не слишком-то схожи с обычной гражданской одеждой, скорее, нечто, предназначенное для спорта или туризма. Легкая куртка какого-то излишне яркого желтого цвета, один рукав надорван, но еще держится, под ней белая… майка? Нет, скорее футболка с непонятной надписью на русском. Какой странный подбор и фасон одежды! ТАК местные уж точно не одеваются. Scheiße, да так вообще никто не одевается ни здесь, ни в Германии или, допустим, той же Франции! Пожалуй, Ганс прав, действительно весьма любопытно, кто она такая и что здесь делает…

– Понимаете, что я имел в виду? – негромко спросил гауптман. – Возможно, следовало сразу отправить ее в контрразведку, но сначала я решил… посоветоваться с вами.

«Хитрец», – мрачно подумал Нойманн, прекрасно заметивший в речи подчиненного крохотную паузу. – «И контрразведку вовремя приплел, и на свое особое отношение к непосредственному командиру намекнул. Посоветоваться он решил! Интриган хренов».

– Она определенно русская, по-немецки не говорит, зато пыталась что-то сказать, если я правильно понял, на английском языке. Но могу ошибаться.

– Благодарю вас, господин капитан, – осторожно, чтобы не спровоцировать новый приступ головной боли, кивнул майор. – Вы поступили абсолютно правильно, я это обязательно учту, – Отто тоже умел акцентировать нужные слова. – Возвращайтесь к выполнению своих обязанностей. Да, и скажите караульному, чтобы прислали писаря, он неплохо знает русский. При ней не было оружия?

– Нет, только это, – Ганс аккуратно выложил на поверхность походного стола складной перочинный нож, непривычного вида коробок спичек, смятый носовой платок и пудреницу со вполне знакомой Нойманну надписью «Lancоme» (после вторжения во Францию сам отправлял супруге парфюмерию этой фирмы) на треснувшей пластмассовой крышке. Французская? У найденной в глуши русской женщины? Еще более любопытно…

– Это все?

– Практически. Вот это – самое интересное, господин майор! Подозреваю, что это некий, гм, прибор, – гауптман аккуратно пристроил рядом с ножом непонятную плоскую коробочку размером с две пачки сигарет, но гораздо более тонкую. Верх которой занимала какая-то темная глянцевая поверхность, на первый взгляд – вроде бы стеклянная. Никаких ассоциаций странная штуковина у комбата не вызывала, поскольку ни на что знакомое похожа решительно не была. Вообще ни на что.

– Прибор? Сомневаюсь, больно уж маленький, ничего подобного просто не существует. Впрочем, хорошо, постараюсь разобраться. Идите и поторопитесь насчет писаря, я не собираюсь тратить на это все свое время…

Глава 5

От чистого истока в прекрасное далёко,

В прекрасное далёко я начинаю путь…

Ю. Энтин

– Поясни? – продолжал морщить лоб старший лейтенант.

Остальные просто промолчали: спецназовцы ждали продолжения, а Батищев с Борисовым практически ничего не поняли, судя по сосредоточенному выражению лиц, тоже дожидаясь объяснений.

– Попробую.

Подобрав сухую ветку, Леха расчистил подошвой ботинка небольшую площадку и решительно прочертил глубокую линию. Пересек ее легким поперечным штрихом:

– Михалыч, Вася, глядите сюда. Остальные – по желанию, вам проще понять. Вот эта линия – наше общее прошлое, идущее, так сказать, из глубины веков и от сотворения мира. Тот самый основной временной поток. Поперечная – сегодняшнее утро, когда погиб Гудериан и сгорела куча фрицевской бронетехники. Если по-умному – точка бифуркации, то есть разделения. Пока понятно? Добро, поехали дальше.

Степанов добавил еще одну глубокую черту, начинающуюся от поперечной и идущую строго параллельно основной. Ну, настолько строго, насколько позволили его чертежные способности и подручный инструмент, разумеется. Ткнул палкой в самое ее начало: