Десантники не сдаются

— А то, что кроме шансов человечества есть еще маленький шанс для каждого человека. Это ваши люди. Которые в эти нелегкие времена, несмотря на нищету, отдавали последнее, чтобы совершить открытие. Отдавали молодость. Силы. Интересы семьи. Правильно?

— Все было именно так.

— Они были уверены, что это их главный в жизни шанс выбраться из убогости, бедности… И тут вы решаете за них.

— Я думаю, они меня поймут…

— Поймут?! Что они поймут? Что был билет в лучшую жизнь, но у их друга не выдержали нервы. Он испугался каких-то дурацких слухов. И лишил их будущего…

— Ну… Когда технологию начнут осваивать, обратятся все равно к нам. Мы продвинулись дальше других…

— Да ладно. Вся суть была в оригинальном принципе, в новой технологии. Западники, когда принцип станет известным, при их миллиардах легко поставят все на поток без вашей помощи…

— Верно, — вздохнул Раздыхайло.

— Почему мы научились заботиться о неграх в Африке и совсем не умеем думать о наших близких? — вздохнул Кумаченко. — Не рубите сгоряча. Не надо… Нам осталось не так много…

— Я подумаю. — Взгляд у Раздыхайло стал самоуглубленным.

— Обещайте, что пока не будете делать глупостей.

— Обещаю… Я должен все еще раз обдумать… Я вам сообщу.

— Вот и хорошо.

Раздыхайло поднялся. Кумаченко вскочил и, поддерживая здоровяка под локоть, проводил к двери. Когда дверь за ним закрылась, он подошел к дивану и устало откинулся на его подушках. Вытер выступивший пот. Президент, когда припирало сильно, умел раскрывать настежь шлюзы своего красноречия и с головой топить собеседника в словах. Умение забалтывать клиентов и партнеров не раз сослужило ему хорошую службу. И сейчас, кажется, ему удалось немножко сдвинуть танк, каким являлся Раздыхайло. Вот только надолго ли? И что этот сумасшедший предпримет, когда у него начнется очередное обострение запущенного психзаболевания?

— Сволочь такая, — прошептал Кумаченко со злостью.

В кабинет вкатился колобок и осведомился:

— Чего «колдун» от тебя такой пришибленный вышел?

— Свихнулся окончательно. Узнал где-то о Галустяне. Прочитал несколько статей в патриотических газетенках, бредни о мировом правительстве. И окончательно слетел с катушек.

— Что ты ему наговорил в прошлый раз? — с подозрением спросил Богучарский.

— Ничего, — как-то поспешно ответил президент фонда.

— Ты ему что-то брякнул, что у него снесло голову.

— Ну, намекнул, что у новых открытий часто судьбы складываются не слишком радужно.

— Молодец. Нашел, с кем о моей больной теме говорить… Кто же ему мог наговорить о Галустяне?

— Может, кто-то из команды Саши Неймана… Американец начинает уже наступать нам на пятки…

— Очень может быть, — задумчиво произнес Богучарский. — И что теперь удумал наш титан мысли?

— В раздумьях… Я его немножко отрезвил… А вообще у него идея скинуть все научные проработки в Интернет.

— Может, не такой дурной ход… Скидывает информацию в Интернет. А потом договариваться обо всем со свалившимися с небес заказчиками… Принцип процесса он накалывает. Но понадобятся годы, чтобы его повторить. А в гонке технологий, если она начнется, каждый день будет на вес золота. Отставание на месяц может стать опозданием навсегда. Пусть принцип уже не тайна. Но за деталями придут к «колдуну».

— Да?! — Кумаченко взорвался, хлопнул с размаху по спинке дивана ладонью. — Сема, а мы? Мы в заднице!

— Да ладно, — улыбнулся Богучарский. — Не бери в голову…

* * *

— Что ты делаешь? — Вопль был испуганный, полный отчаяния.

— Не волнуйтесь, дорогой мой. Не волнуйтесь. Я не сделаю вам ничего плохого, — не обращая внимания на ругань, крики, угрозы, мягко ворковал Эскулап. — Все будет хорошо. Все будет очень хорошо.

— Нэ надо, да… Слышишь, ты, в халате. Нэ надо. — Теперь в голосе была мольба. Напоминающий гориллу чеченец, прикованный к креслу, привык видеть смерть и приносить ее. Вся его сознательная жизнь прошла на войне, в дерьме и в крови. Сейчас он своим обостренным волчьим чутьем чуял — с ним произойдет что-то непонятное и страшное.

— Будет чуть больно. — Тонкие пальцы Эскулапа сжали руку гориллы с неожиданной силой.

Инъектор с шипением освободил свое содержимое. И жидкость, представлявшая из себя сложнейшее химическое соединение, начала свое движение по человеческому организму, проникая всюду и изменяя его реакции.

— Убью… Убью… — Голос пленного становился все слабее. Он обмяк. Минуты две сидел, застыв, не шелохнувшись. Неожиданно вздрогнул. И обессилено уронил голову, закатил глаза.

Еще с четверть часа Эскулап внимательно следил за диаграммами на плазменном мониторе компьютера. Сюда сбрасывались показания датчиков, прилепленных к телу «пациента».